Ее брат был одним из них.
Записку, которую оставил Росс, Шелби практически не выпускала из рук, и чернила отпечатались у нее на ладони как знак потери. Илай, примчавшийся после ее звонка, пообещал, что лично прочешет весь Комтусук и заставит копов в Берлингтоне рыть носом землю. Но Шелби твердо знала: если ее брат не хочет, чтобы его нашли, он способен стать невидимым.
Когда они еще учились в школе, какой-то парень, игравший за школьную футбольную команду, совершил самоубийство, прыгнув в ущелье. Новость облетела все газеты, в вестибюле школы установили портрет погибшего, у которого выросла гора цветов и мягких игрушек. Росс захотел посмотреть на место, где это случилось.
«Господи, — сказал он, стоя на вершине и глядя на острые камни внизу, — если этот парень решил покончить с жизнью таким способом, значит она здорово ему надоела».
«А какой способ выбрал бы ты?» — спросила Шелби, охваченная болезненным любопытством.
Теперь ей трудно было поверить, что когда-то они говорили о подобных вещах столь легкомысленно. Ей не удавалось вспомнить, что ответил Росс, хотя она напрягала память так сильно, что у нее разболелась голова. Что он предпочел бы — пистолет, нож, снотворные таблетки, прыжок с железнодорожного моста? Может, он считал, что лучше всего свести счеты с жизнью, заперевшись в убогом номере какого-нибудь придорожного мотеля? Или в своей машине?
Когда после очередной попытки самоубийства Росс лежал в больнице, Шелби пришла его навестить. Росс, одурманенный лекарствами, вряд ли запомнил произошедший между ними разговор.
«Если ты рыба, у тебя не получится жить на суше, сколько ни пытайся», — сказал он тогда.
Телефонный звонок отвлек Шелби от воспоминаний. Выскочив из комнаты Росса, она бросилась в свою собственную.
— Шелби!
— Илай? — откликнулась она. Сердце ее упало.
— Он не звонил?
— Нет.
— Понятно… Значит, скоро позвонит. Не будем занимать линию.
Шелби не стала спрашивать, на чем основана его уверенность. Она обрадовалась. Илай не привык бросать слова на ветер.
— Хорошо, — сказала она и повесила трубку.
Обернувшись, Шелби увидела в дверях Итана. Вид у него был несчастный.
— Это все из-за меня, — пробормотал он.
Шелби похлопала по кровати, приглашая сына сесть рядом:
— Поверь мне, Итан, ты тут ни при чем. Раньше я тоже обвиняла себя. Корила себя за то, что бессильна помочь Россу.
— Нет, я не о том… — Лицо Итана жалобно сморщилось. — Как-то ночью мы с ним говорили… ну, в общем, о смерти.
Шелби пристально взглянула на сына:
— Да? И что же он тебе сказал?
— Сказал, что он трус, — нахмурившись, сообщил Итан. — Я спросил его… про шрамы на руках. Наверное, он вспомнил обо всем этом и уже не смог забыть снова.
Шелби ощутила, как струна, натянувшаяся внутри ее, ослабла.
— Итан, ради бога, не думай, что ты натолкнул дядю Росса на подобную мысль. Он уже давно ее вынашивал.
— Но почему? — глядя ей прямо в лицо, спросил Итан. — Почему он хочет умереть?
Шелби медлила с ответом.
— Я не думаю, что он хочет умереть, — сказала она наконец. — Он просто не хочет жить.
Несколько секунд они сидели рядом, не произнося ни слова.
— А еще он обещал, что приведет мне девчонку, — нарушил молчание Итан.
— Какую еще девчонку?
— Просто девчонку, — вспыхнув, пробормотал Итан. — Чтобы я с ней поцеловался. И узнал, что это такое — целоваться.
— Ах вот оно что… И где же твой дядя собирался найти эту счастливицу?
— Не знаю. Вроде бы есть такие места, где девушкам платят и они делают все, что ты хочешь. — Итан пожал плечами. — Может, он поехал ее искать, как ты думаешь?
Шелби представила, как Росс идет по Театральному кварталу в Нью-Йорке, разглядывает шлюх на высоких каблуках и в кожаных мини-юбках со змеиным принтом и решает, кому из них можно доверить столь ответственное задание — поцеловаться с девятилетним мальчиком. Картина получилась кошмарная. Впрочем, представлять, как Росс умирает в одиночестве, было гораздо страшнее.
— Будем надеяться, — сказала она.
Две ночи подряд Росс спал на заднем сиденье своей машины, припаркованной на стоянке «Уолмарта» позади прудов и площадок для барбекю. Два раза ему удалось проникнуть в больницу и поговорить с Руби, когда ее внучки — Росс выяснил, что ее зовут Мередит, — не было рядом. Он не стал давить на пожилую леди, надеясь, что она расскажет обо всем добровольно. Но надежды его не оправдались: разговор их вертелся вокруг незначительных деталей, не касаясь главного. Тем не менее Руби немало поведала ему о своей жизни. Росс тоже рассказал ей о себе, хотя и не пускался в особые откровенности. Руби ему нравилась. Несмотря на почтенный возраст, она отличалась острым умом, прекрасной памятью и оригинальным чувства юмора. Он сознавал, что эти разговоры были полезны для них обоих. Руби, возможно, начала склоняться к мысли, что этому человеку можно открыть тайну, которую она хранила столько лет. А он был рад познакомиться с женщиной, вырастившей дочь Лии.
О Лии она не вспоминала, но много рассказывала о Мередит, матери-одиночке, с головой погруженной в работу, и о правнучке Люси, которая боялась собственной тени. Росс, в свою очередь, развлекал Руби как умел. Она хохотала до слез, когда он изображал кардиолога, ходившего так, словно на нем мокрый подгузник. И всякий раз, когда Росс появлялся в палате, лицо Руби светлело.
В точности как у Лии.
Мередит обычно уезжала из больницы в три часа, чтобы забрать Люси из дневного летнего лагеря, и возвращалась вместе с ней около половины пятого. Росс старался навещать Руби, пока Мередит отсутствовала. Сегодня, войдя в палату, он увидел, что старушка сидит в кресле у окна.
— Вижу, вам намного лучше, — сказал Росс.
— О да! С утра я была готова пробежать марафонскую дистанцию, но сестра посоветовала вместо этого прогуляться до окна.
— Думаю, она была права. — Росс положил на колени Руби маленький пакетик. — Откройте.
— Вовсе не обязательно приносить мне что-нибудь, — заметила Руби.
В свои предыдущие посещения Росс делал ей маленькие подарки: букет пурпурного дербенника, сорванного по дороге, стопку иллюстрированных журналов, подобранных рядом с мусорными контейнерами. Эти небольшие подношения доставляли ей радость… и она могла сказать Мередит, что получила их от какой-нибудь благожелательной медсестры.
Развязав ленточку, Руби обнаружила в пакете колоду карт.
— В свое время я была чемпионкой по покеру, — сообщила она. — Когда я работала на фабрике, мы с другими девушками все перекуры напролет резались в карты.
