Андрей недовольно закряхтел, всем своим видом показывая, что его что-то не устраивает.
Света заулыбалась и засунула ему в рот едва не выпавшую соску.
– Как потеряет свою дудку, сразу в крик. Если голодный, ни секунды ждать не желает. Такую сирену включит! Вылитый папаша. Требовательный!.. Таня спокойная была… Скоро каникулы… Уже надумали, куда поедете? Я вот, может, в Стрельну на лето. Олег в порядок решил всё привести, дом-то совсем развалился… Но я с радостью, ребёнок целый день на воздухе находиться сможет. Сил нет таскать коляску вниз-вверх. Может, и вы с Танечкой приедете? Места всем хватит.
Светлана заботливо поправляла байковое одеяльце и наблюдала, как Таня смешно прыгает через скакалку под визг неугомонных подружек.
– Шустрая. По-моему, и спинка как-то ровней стала… Заметили? Мне вот иногда не по себе, что вдали растёт. Может, привыкну? Хоть скучает по мне? – вдруг неожиданно спросила Света.
Алла Сергеевна удивлённо вскинула глаза.
– Ты же мать родная! Конечно, скучает!
Она как-то в один день взяла и приняла Свету, обид не осталось. Наверно, чем старше, тем меньше на это сил хватает, вечно всех оправдываешь, во всём корни истинные видишь. Сына жалко, жизнь себе поломал. Все ошибаются, вот однажды и её Петенька заблудился. А Свету она больше не винила, никто не неволил, не смог сын устоять перед соблазном. Вроде и примера никто в семье не подавал… Не смог до конца оценить, какое счастье ему на пути встретилось, не сберёг Летицию. Скорее всего, так один на всю жизнь и останется. Вот такой ценой немалой Танечку заслужил… Поди разбери теперь, плохо это или хорошо?!
Михаил звонил Летиции каждый день, ждал ответа, ждал и боялся. Они говорили обо всём, только не о самом главном. В середине июня, тоскуя и устав от неопределённости, решил, что так дело не пойдёт. Летиция тонкая, особенная, никогда не сделает первого шага, и, скорее всего, именно он невольно даёт ей право усомниться в его окончательном желании быть вместе. Вновь мечталось, чтобы кто-то встречал дома, варил борщи, просыпался рядом, дышал, пел, шуршал по паркету мягкими тапочками. А он каждый день будет приходить с цветами и дарить их, с нежностью заглядывая в глаза близкому, родному человеку… Порой был абсолютно уверен, что они нужны друг другу. Может, и больше – необходимы!
Это была ещё не любовь. Скорее всего, надежда полюбить или хотя бы заново испытать нечто подобное, пусть даже и простую человеческую привязанность. Но присутствовало и сопротивление, и навязчивая потребность расценить происходящее как кратковременную слабость. И от такой категоричности становилось не по себе. Это было не что иное, как желание выстроить защиту от любой возможности снова пережить потерю или разочарование.
Михаил мучительно понимал, что будет слишком сложно пойти даже на незначительные изменения в своей устоявшейся жизни, которую он сравнивал с застоялым болотцем. Нет, он не был равнодушен к женскому полу и часто шёл на некие отношения. Только это была лишь физическая близость с одной женщиной, до тех пор пока той не надоедала бессмысленная трата времени, и вскоре невольно случалась новая. Летиции удалось разбудить в нём остатки прежнего человека, в существование которого он давно уже не верил, и глупо растерялся. Они были из одной материи, с одними взглядами на жизнь. Его всегда восхищали женщины с ярко выраженной индивидуальностью и нестандартной внешностью. Он находил Летицию крайне привлекательной, наполненной эстетикой и огромным уважением к себе. «Была бы она посмелей!» – не раз с горечью восклицал Михаил Леонидович и ненавидел своё устоявшееся мнение, что дважды любить не дано, во всяком случае, такому упёртому идеалисту, как он. И однажды в тёплый июньский вечер, когда пушились тополя и пух разлетался по всей Москве, Михаил взял и решился.
– Я не приму никаких отказов! Летиция, мы едем в Ригу. В эти выходные. Я уже договорился с другом. У него прекрасная дача в Юрмале… Тебе он очень понравится, весёлый балагур и интеллектуал. Есть утренний вылет из Ленинграда. Я прилечу на час раньше и буду ждать тебя в аэропорту. Сначала узкие улочки старой Риги, потом к морю… Вернёшься в понедельник первым рейсом. Так что осталось только взять билеты… Ну, что ты молчишь?
Михаил слышал её дыхание и понимал: она вконец потерялась и лихорадочно пытается осознать, что кроется за всем этим и что нужно отвечать в подобных случаях.
– Не молчи, – его голос звучал твёрдо, и в нём впервые не было и оттенка сомнений. Он не предлагал, и это был не вариант на рассмотрение. Это была данность, которую надо было просто принять.
– Так сразу? Неожиданно?! Я не знаю, – Лютик подбирала слова, они казались ей абсолютно нелепыми, и она замолчала, словно обиделась сама на себя.
– Нет, дорогая. Совсем не сразу. Я слишком долго ждал… Так что ничего не придумывай.
Потом ловко перевёл разговор на другую тему, что-то рассказывал, Летиция молчала, слушала, иногда произносила дурацкое «ага», словно впала в детство, пытаясь представить, как будет выглядеть её поездка с Михаилом, и невольно покраснела: «Превосходная новость перед сном!»
Летиция не могла успокоиться, прокручивала всевозможные варианты, и они каждый раз сходились на одном – она взрослая женщина и способна сама принимать решение без какого-либо давления, и надо было настоять, что необходимо подумать, а не молча согласиться. Почему она так злится? Ей нравился Михаил, и не просто нравился, это было некое увлечение с ворохом непривычных ощущений, и она каждый день ждала звонка из Москвы.
Летиция слышала его голос и вдруг неожиданно замирала, если он становился чуть ниже, и короткая фраза или даже слово вызывало у неё сильное желание близости. Казалось, всё давно позабыто и она понятия не имеет, как это делается, и ещё больше удивлялась своему волнению, которое охватывало с невероятной силой, и ей становилось стыдно. Родители не были строгими, но разговоры на подобные темы не велись – деликатность присутствовала во всём. Она с детства считала себя чересчур стеснительной и этим повторяла отца, и так и не избавилась от неловкости разглядывать своё обнажённое тело, тем более осознавать, как ему хочется тепла и ласки.
Летиция откинула одеяло, торопливо сунула ноги в домашние тапочки и крадучись направилась в гостиную, где с непонятно каких времён прижилось массивное зеркало в деревянной резной раме. Оно потускнело, местами покрылось какими-то тёмными пятнами и напоминало вход в неведомый мир её воображения и тайных детских страхов. А всё оттого, что одна мамина знакомая однажды изрекла: «Хранить в доме старинные зеркала не есть хорошая идея!» С тех пор маленькая Летиция, превозмогая тревогу, невольно заглядывала в его мутную поверхность, тут же отворачивалась, закрывала глаза руками, стараясь сопротивляться неведомой силе, которой, по её мнению, старое зеркало несомненно обладало. С возрастом всё прошло, но это зеркало она так и не полюбила и предпочитала современное в прихожей. Сейчас ей захотелось подойти именно к нему в надежде получить некую важную информацию.
«Значит, ничего не меняется! Я всё так же втайне верю во всякую чушь!» – Летиция вглядывалась, рассматривая себя, и даже чувствовала что-то неуловимое, оно вроде было совсем рядом, но ухватиться за него не получалось, и всё куда-то ускользало, не давая ответа.
