Тяжело дыша, окровавленный Тесак обернулся к Алисе. Осмотрел рассеченный лоб, потом ненадолго задержал взгляд на обнаженном животе и, буркнув:
– Прикройся, – принялся шарить по карманам насильника.
Алиса поправила подол, поднялась на ноги, держась за стену, прислонилась к ней, и тут ее так затрясло, что даже зубы начали отбивать дробь. Тесак обернулся. На ладони он держал небольшой мешочек.
– Золотом набит, – заметил он, пнув бездыханное тело. – Работорговец небось. Попользовался бы тобой, а потом продал.
– К-к-кажется, м-м-меня уже п-п-продавали, – выдавила она.
Ей вспомнились деньги, переходящие из рук в руки, она видела, как чья-то широкая ладонь наполняла золотом другую, поменьше.
– Кто, длинноухий? Или тебя ему продали? – уточнил Тесак.
Она покачала головой. Вспоминался только страх, который лучше забыть. Еще какой-то мужчина, но его лица она не смогла вспомнить.
Потом видение растаяло, словно разум оберегал ее от страданий.
Тесак стоял перед ней – дикарь, обагренный кровью ее обидчика, и на его лице промелькнуло странное, выражение – беззащитность.
– А можно?.. – попросил он, показав жестом, как обнимает ее за плечи.
Она вся сжалась от внутреннего вопля: «Нет!» Потом вспомнила, как он уставился на ее голые ноги, но отвернулся, а не набросился, словно голодный волк. Она кивнула и заметила, как он облегченно выдохнул.
Тесак обнял ее и на мгновение крепко прижал к себе, Алиса почувствовала его скрытую силу. Потом ослабил объятия, чтобы она могла идти, но совсем не отпустил. Они вернулись туда, где на них напал верзила, и Алиса его разглядела. Вместо зубов у него было окровавленное месиво, но он все еще хватал ртом воздух. Рядом валялись обломки дубины, с которой он напал на Тесака, впрочем, это оказалась обычная толстая палка.
– На улице оставаться опасно, – сказал Тесак.
– Где же нам найти укромное место? – спросила Алиса. – Тебе знаком этот район?
– Да, – признался он, – хотя сам не пойму откуда. Только мы оказались в Старом городе, ноги сами куда-то меня понесли.
– Там безопасно? – спросила она.
Тесак крепко прижимал ее к себе, согревая телом, но она все равно дрожала с ног до головы от холода, пробиравшего до костей. Она совсем выбилась из сил, была голодна и напугана. На мгновение ей даже захотелось вернуться к рутине больничной жизни за надежными четырьмя стенами.
– Не знаю, – размышлял он. – Я тут сто лет не был. Что-то совсем не изменилось. Вот нисколечко, просто удивительно. А где-то вроде все по-другому, хотя ума не приложу почему.
– По-моему, ты не так уж много забыл, как тебе кажется, – заявила Алиса. – Помнишь ведь, что когда-то были волшебники. А сейчас есть работорговцы. Ты помнишь город. Только забыл, кто ты такой.
– Нет, – возразил Тесак, – Знаю, кто я сейчас. А кем был раньше – забыл. Может, и к лучшему. Может, прежний я тебе не понравлюсь. Да и себе тоже.
Алиса помнила, кем была раньше. Только не могла вспомнить, как же та девочка превратилась в нынешнюю Алису. И судя по недавним видениям, оно и к лучшему. Тесак прав. Наверное, лучше забыть.
Она вздрогнула под его рукой. Он потер плечо, тщетно пытаясь согреться.
– Все равно холодно, – посетовала она.
– Мы почти пришли.
– Куда?
– Не знаю. Куда привели ноги. В безопасное место.
Алиса заметила, что из лабиринта узких улочек они выбрались на главную. Толчеи не было, но многие спешили по своим утренним делам. Укутанные шарфами женщины с корзинками яиц, капусты или рыбы, завернутой в бумагу. Мужчины с ослами, навьюченными углем или дровами, или занятые какими-то темными делишками. Босоногие мальчишки в поношенных кепках, таскающие яблоки с телег у зазевавшихся торговцев.
Встречные отводили взгляд и обходили Алису с Тесаком стороной, но к ее облегчению, они оба казались не настолько подозрительными, чтобы звать полицию. Местная публика была бы явно не в восторге от присутствия властей, ведь здесь наверняка торговали не только углем и фруктами. Каждый встречный ясно давал понять, что на помощь тут рассчитывать не стоит, но и вмешиваться никто не станет.
– Там живет одна знакомая старушка, она нас приютит.
Алиса заинтересовалась, кто эта старушка, почему Тесак так уверен, что она поможет, и уже собралась было спросить, но Тесак, наверное, все равно не знал ответа. А тут еще и живот скрутило, хотя во рту с самого вечера маковой росинки не было. Будь они в больнице, им уже давно принесли бы кашу на завтрак. Алиса закашлялась, к горлу подступила горечь.
– Тошнит, – пожаловалась она.
– Почти пришли, – успокоил Тесак, сворачивая в переулок за лавкой с лечебными зельями.
– Я не дойду, – простонала Алиса, вырвавшись из-под его руки и едва добежав до ближайшей стены.
Желудок сдавили спазмы, горло обожгло, но наружу вышло только немного желчи. Алиса прижалась саднящим лбом к стене и поморщилась от боли, когда шершавый кирпич задел ободранную шишку, напоминание о том хмыре, что хотел ее изнасиловать. Тошнота не прошла. От приступа рвоты стало только хуже.
– Ну еще чуть-чуть, – Тесак тянул ее за руку, за плечо. – Это от порошков тебя тошнит.
– Сегодня-то я не их принимала, – возразила Алиса.
– Вот именно. А сколько лет их тебе каждый раз подсыпали в еду?
– С тех пор, как попала в больницу, – ответила она.
Она из последних сил волочила ноги, пальцы подворачивались и в кровь разбивались о камни.
Не переставая уговаривать, Тесак проволок ее последние несколько футов, и когда они наконец добрались до обшарпанной деревянной двери в укромном закутке переулка. Алиса совсем валилась с ног.
Тесак забарабанил кулаком в дверь, свободной рукой поддерживая Алису под локоть. Дверь отворилась, и на пороге, закутанная в линялую красную шаль, появилась древняя скрюченная старушонка в синем платье, совсем седая, но с серыми, точь-в-точь как у Тесака, глазами. Она пристально его оглядела, тихонько вздохнула и проговорила:
– Николас, я тебя четвертый день дожидаюсь.
Глава третья
Она посторонилась, пропуская их в дом. Прозвучавшее имя Тесак, казалось, пропустил мимо ушей, но, тем не менее, уверенно шагнул через порог, словно всегда тут жил.
– Что с подружкой? – спросила женщина, направляясь к очагу у стены, чтобы подбросить дров.
Алиса сбросила руку Тесака, шатаясь потянулась к желанному теплу огня, и повалившись ничком на подстилку, мгновенно уснула, так и не расслышав его ответа.
Очнулась она в мягкой постели на пуховой подушке, накрытая колючим шерстяным одеялом. Она уже сто лет не спала в кровати под одеялом и теперь блаженствовала, в кои-то веки наслаждаясь уютом.
