– Ей не хотелось, чтобы ты привлекала внимание, – пояснил Тесак. – Это ведь она тебе рассказала в детстве легенду о волшебниках. Скорее всего, она и сама была волшебницей, но научилась это скрывать.
Трудно было представить ее красивую добропорядочную мать волшебницей. Невозможно поверить, что, обладая таким даром, она подавляла его в себе и пыталась искоренить в собственном ребенке.
Земля содрогнулась вновь, и из коридора донесся леденящий душу рев. Наверное, так мог реветь какой-нибудь дракон, несущий погибель на своих крыльях.
– Как же с ним справиться? – вздохнула она. – Чеширский говорил, что сразить Бармаглота может только этот клинок. Даже если во мне столько магии, я все равно не умею ей пользоваться. Делать пассы? Произносить заклинания? Так я не умею. И заклинаний не знаю.
«Желания сбываются».
Алиса не разобрала, то ли эти слова прозвучали у нее в голове, то ли их нашептывал ветер. Тесак нахмурился, наверное, тоже расслышал.
– Чеширский? – позвала Алиса.
«Загадай желание».
– В детстве мама велела загадывать желания только вечером, – вспомнила Алиса. – В ту ночь, когда мы убежали из больницы, мне снился пожар. Тес, кажется, это я освободила Бармаглота.
– Так ведь и нас тоже, – заметил Тесак.
«По улице течет река крови, и нет числа безжизненным телам»
– Неужели вся эта пролитая кровь на моей совести? Во всем виновата я?
– Рано или поздно он бы вырвался. Я чувствовал, как он набирается сил. Алиса не казни себя за его злодеяния, или за выбор, что он сделал, когда был человеком.
– Я могу отвечать только за себя, – сказала Алиса.
– Да. Конечно. А еще можешь исполнить то, что суждено. Уничтожь Бармаглота. И помни, ты не одна.
Алиса кивнула, и постаралась не поддаваться панике. Чеширский подсказал, что надо только загадать желание. Но что? Пожелать, чтобы Бармаглот превратился в бабочку, как те весенние набухшие почки?
А если пожелать, чтобы Бармаглот растворился в воздухе, как облачко дыма, сбудется или нет? Вряд ли. Даже лишившись частицы своей магии, он все равно оставался волшебником. Может просто схватить их и сожрать, и пикнуть не успеешь.
Выглянув в коридор и обнаружив шеренги верных солдат на прежнем месте, Алиса вздохнула. Она про них совсем забыла. Теперь ее заботил только Бармаглот, а на эти глупости времени не было.
Тесак поднял топор, собираясь прорубать им дорогу сквозь строй пешек Кролика, но Алиса покачала головой. Ей захотелось сначала кое-что попробовать.
– Желаю, чтобы они все заснули, – загадала она.
Солдаты все до единого рухнули как подкошенные, закрыв глаза, и тут же задремали.
– Пожалуй, их все равно придется прикончить, – предложил Тесак. – Они же верны Кролику. Проснутся, обнаружат, что мы сделали, и бросятся в погоню.
– Это не мы. Это Дор.
– Им-то откуда знать. Они увидят мертвых короля и королеву, а мы были последними, кто застал их живыми.
– Нас уже не будет в городе, – сказала Алиса. – А может, окажемся в брюхе Бармаглота. Пускай себе ищут.
Тесак потоптался на месте.
– Не люблю я оставлять недобитых врагов.
– Успеешь еще топором намахаться, – убеждала Алиса, почуяв, что у него на уме. – Про Бармаглота не забыл?
– А давай я просто… – начал Тесак.
– Нет.
У выхода она помедлила, чтобы выбросить из головы все лишнее. Снаружи ее ждали.
– Тес, ты чувствуешь его? Я – да. Словно огромная птица заволакивает крыльями все небо.
– Нет, – сказал Тесак. – Теперь он от меня скрывается.
Алиса отворила дверь и поднялась по ступенькам.
На улице стоял человек среднего роста в черном одеянии, черной мантии и начищенных до блеска черных туфлях.
Алиса обернулась с нежным взглядом к Тесаку и погладила его по щеке.
– Ты не одна, Алиса, – повторил он.
– Усни, пока все не закончится, – сказала она. – Спи, мотылек.
Он тут же обмяк, не выпуская из рук топора, но Алиса его подхватила и осторожно уложила на землю. Потом направилась к Бармаглоту, ровно дыша, со спокойным сердцем, как будто покинув собственное тело, ощущая необыкновенную легкость, словно во сне.
Он с любопытством следил за ней проницательным взглядом бездонных черных глаз, чернее темной ночи, без единого проблеска звезды или пламени свечи, чем-то напоминая Чеширского – тот тоже с особым пристрастием выпытывал у них каждую мелочь.
Она остановилась перед ним на расстоянии вытянутой руки и склонила голову набок.
– Не таким я тебя представляла.
– А каким же? – полюбопытствовал он.
Алиса подняла руки над головой.
– Как-то побольше.
– Значит, почудовищней? Можно и так, если хочешь.
Она покачала головой.
– Да мне без разницы, сойдет как есть.
– Ты держала тот клинок, которым меня ранили. Сразу почуял, когда ты меня прогнала.
– Я не нарочно, просто хотела, чтобы ты отпустил Тесака, – сказала Алиса.
– Тесака? Того, кому грезится кровь? – переспросил Бармаглот. – Да, он мне очень понравился. Его грезы не давали мне угаснуть, придавали силы. Пока ты рядом, приходится скрывать нашу с ним связь. Но когда ты сгинешь, он еще долго будет меня подпитывать и охранять мой сон. Мы с Тесаком родственные души.
– Нет, – отрезала Алиса, отметая все сказанное.
– Ты вздумала меня остановить? – тихо засмеялся Бармаглот.
– Вы с Тесаком вовсе не родственные души, – возразила Алиса. – Да, он мечтает о крови, но не о крови невинных. Он гораздо человечней нас с тобой.
– Если б ты только знала, как похожа на него, своего много раз «прапрадеда». Ну просто одно лицо, – Бармаглот описал рукой в воздухе перед ее носом круг. – Такая же скуластая. Сразу заметно. Глаза такие же голубые и холодные, как у него, и тот же презрительный взгляд.
Его тон ничуть не изменился, но в голосе прорезался низкий угрожающий звериный рык.
– А как же иначе, – сказала Алиса, разглядывая его широко открытыми невинными глазами. – Ты ужасное чудовище, которому не место на белом свете.
– Да кто ты такая, чтобы решать, чему быть, а чему нет, – возмутился Бармаглот, и Алиса увидела на земле его тень, которая расползалась повсюду, где прошли они с Тесаком, охватывая весь город целиком. – Ты лишь малое дитя перед лицом мироздания, пылинка в океане галактик. Твоя магия против моей – ничтожная мелочь. Я познал самые сокровенные тайны земли, силы, которые тебе не понять.
– Что правда, то правда, – согласилась Алиса. – Тебя мне точно никогда не постичь.