Прежде чем окончательно покинуть церковь, я подошел к священнику, который в это время прощался с завсегдатаями погребальных церемоний. Есть люди, для которых похороны – единственный случай, ради которого они выходят в свет, единственное развлечение. Их легко узнать: они могут декламировать все религиозные гимны без шпаргалки, всегда встают и садятся вовремя (на что не способны остальные присутствующие) и перед уходом долго прощаются со священником.
Так долго прощаются, что я, по-моему, простудился. Один ли я боялся этой простуды? Чувствовали другие этот холод или нет?
В средствах массовой информации часто говорят про кризис веры во Франции. Может быть, чтобы справиться с ним, было бы достаточно установить в церквях обогреватели. Прикрепить фотоэлектрические панели рядом с горгульями. Улавливать тепло, чтобы обратить зло в бегство и вернуть в церкви людей. Между этими двумя желаниями явно есть родство. Чтобы согреться, я решил еще немного приблизиться к своей цели. Но не сообразил, что пол, сделанный из огромных камней, не так гладок, как натертый воском бетон, который все шире применяют в современных квартирах. Я попал ногой в стык между двумя камнями и, на свою беду, споткнулся. Удар по пальцам ноги заставил меня покачнуться. А равновесие так неустойчиво. Я упал, коснулся лицом пола, и только ладони в последний момент спасли меня. Рефлекс рептилии, воспоминание тех дней детства, когда я учился ходить (оно не вызывает никакой ностальгии). В церкви не учат детей ходить. Я сделал свои первые шаги в библиотеке, чем была невероятно горда моя мать, искавшая в тот момент текст понепонятнее, чтобы предложить его на экзамене своим студентам. Одна рука опиралась о холодный пол, а другую защищал конверт, который я в ней держал. Неприятное прикосновение: никто не касается пола в церкви, и я понимаю почему. Священник, который был свидетелем несчастного случая, дал волю природной быстроте своих движений (о которой забыл в годы, проведенные в каком-нибудь аббатстве). Он растолкал прихожан и помчался ко мне, как спасатель в море. То ли он хотел мне помочь: при его сане это было самое меньшее, что он должен был сделать. То ли хотел избавиться от святош, уже четверть часа не дававших ему покоя. Я – ОСВОБОДИТЕЛЬ!
– Все ли в порядке? Вы ничего не сломали, сын мой?
– Ничего. Все в порядке, спасибо.
– Вы меня напугали: так грузно свалились.
Вот это мастер дополнять сказанное! Мое падение действительно не было элегантным, но кто падает изящно? И я исправил свою оплошность. На мой взгляд, я вышел из этой ситуации с честью. Оценка за технику – 7 баллов из 10 возможных. За несколько секунд вокруг меня собралась толпа. И в церкви, и в других местах человек в лежачем положении явно вызывает у людей больше интереса, чем в любом ином. Чэпмен неподвижно лежал возле алтаря. Я лежал в другом конце церкви. Стоящие люди не интересны для других. Я встал с пола. На ногах я не буду так их очаровывать. Священник взял меня за руку и увел от любопытных. Я наконец мог заговорить с ним и назвать его папой, точнее, отцом. Я бы предпочел говорить ему «папа». Это слово ласковее, в нем больше защиты. Но так не делают, а жаль. Этот священник по возрасту не мог бы быть моим папой. Уже давно я не думал об этом слове. Потому, конечно, что мой родитель начал новую жизнь с девушкой, которая, по-моему, даже для меня слишком молода! Он совершенно не смущался и не чувствовал неловкости, когда представлял ее мне. Скорее, он был доволен: «Видишь, Алекс, кого я способен привести на свой шестидесятый день рождения…». Мой биологический отец был немного с претензиями. Надо сказать, что моя мать двадцать лет держала его на коротком поводке. Поэтому, как только появился случай разорвать цепь, которая приковывала его к конуре, он бросился на этот случай и на Наташу – добычу ростом метр восемьдесят, вечную студентку, которая изучает социологию, а в качестве дополнительной работы проедает наследство, которое я никогда не получу. Иными словами, у моего отца нет ничего общего со священником, который стоял передо мной в рясе, слишком сильно пахшей ополаскивателем для белья.
– Отец, не будете ли вы так добры передать этот пакет вдове мистера Чэпмена? Это текст, который я хотел ему предложить.
– А почему вы не передаете его сами?
– Я не хотел бы ее беспокоить, вот и вся причина.
– Я это сделаю. В такой ситуации любые слова – утешение.
Он улыбнулся – немного искусственной улыбкой, как все служители церкви. Эта улыбка скрывала свирепое желание сказать мне, чтобы я разбирался с этим делом сам, как взрослый мужчина. Он взял у меня пакет и пообещал его передать. Некоторые профессии не позволяют людям вести себя как животные. Священник – одна из этих профессий. Если бы мой собеседник был владельцем автомастерской, он отшвырнул бы меня, как бросают старую шину в огромную кучу автомобильного мусора.
Выходя из церкви, очень довольный тем, что смог разжать ладонь священника и отдать ему свой пакет, я прошел мимо пары, которая внимательно глядела на экран планшетного компьютера. Экран был большой – размером с лист формата A4; такую вещь не положишь в карман, зато качество картинки, несомненно, высокое.
«Ты видела это? Какое падение! И притом в Божьем доме!» – хохотал мужчина. Мои четверть часа славы были увековечены другом Чэпмена. Нужно уметь пользоваться счастливыми моментами: они никогда не бывают долгими.
Вечером, когда близкие разошлись по своим домам и снова стало тихо, вдова Роберта Чэпмена распечатала пакет, который священник отдал ей в самом конце церемонии. И прочитала:
«Что же стало с Обломовым? Где он? Где? – На ближайшем кладбище под скромной урной покоится тело его, между кустов, в затишье. Ветви сирени, посаженные дружеской рукой, дремлют над могилой да безмятежно пахнет полынь. Кажется, сам ангел тишины охраняет сон его.
Как зорко ни сторожило каждое мгновение его жизни любящее око жены, но вечный покой, вечная тишина и ленивое переползанье изо дня в день тихо остановили машину жизни. Илья Ильич скончался, по-видимому, без боли, без мучений, как будто остановились часы, которые забыли завести».
Это был отрывок из романа, который ее муж читал перед смертью. Слова Гончарова успокаивали мадам Чэпмен, потому что были ласковыми и правильными. Она уже очень давно не читала отрывков из романов. И она стала искать в пустом доме «Обломова». Она хотела утешения.
Крыша под ногами
Марселине Фарбер надоел Алекс. Слишком он женственный для мужчины. И к тому же неаккуратно платит. Она решила не возобновлять с ним договор о найме жилья. Легко найдет кого-нибудь получше. В Париже много этого товара – жильцов. Мадам Фарбер уже много дней отсеивала неподходящие кандидатуры. Опубликовав свое объявление, она сразу же получила десятки откликов с анкетами: соискатели налетели тучей, как саранча. Мужчине она не сдаст, нет. Ей нужна девушка, студентка. Марселина указала в объявлении, что ей требуется помощь в уходе за старой матерью. За это она обещала доступную плату.
Мадам Фарбер жила, конечно, не в нужде, но в относительной бедности. И с оттенком фатализма говорила себе: «Нельзя иметь все». Поскольку мать без конца повторяла ей: «У тебя есть здоровье. Это главное», дочь терпеливо переносила свои трудности. И ждала, что у нее появится «приятная» соседка по площадке, которая будет немного помогать ей: убираться в квартире, гладить и купать ее мать. Может быть, она также сможет немного разговаривать с этой соседкой. И время от времени выпивать вместе с ней по чашке кофе. Короче говоря, общаться. А нынешний жилец не предлагает ей поддержку. Этот библиотерапевт – настоящий хам! И какая профессия! Научное название человека, который заставляет людей читать…
