– Нет, спасибо. Вы очень любезны, но я совершенно не люблю цветы апельсина.
Иногда литературе удается поймать жизнь. Может быть, потому, что все уже написано. А может быть, потому, что людей, которые пишут, становится все больше. Существуют миллионы авторов и миллионы читателей. Что касается меня, я никогда не писал и никогда не буду писать. Я слишком много прочитал для того, чтобы писать: заниматься плагиатом мне не интересно.
Предложение хозяйки дома зародило во мне сомнение. Почему она вдруг стала мне угождать и начала улыбаться? До сих пор она видела во мне «объект», который может помочь ее сыну – GPS или программу проверки орфографии. Теперь она произвела меня в звание человека. Что-то вроде повышения. За этим обязательно что-то скрывалось. Что именно, я узнал через пять минут, когда она разыграла передо мной сцену из «Покинутой женщины»
[1]. Она заговорила о своей печальной жизни и о своем отсутствующем муже. Долгие часы у окна. Ожидание. Ее сын, его проблемы. Разумеется, моя жизнь ее совершенно не интересовала. Ее монолог был усеян местоимениями «я», а местоимение «вы» исчезло. Жорж Перек прекрасно сочинял липограммы
[2]. У Анны так же прекрасно получился липомутос
[3]. Это слово – неологизм из числа тех, которые ненавидела моя мать. Она видная участница Ассоциации защиты французского языка – клана, который изобилует университетскими преподавателями, чья карьера идет к закату.
Это как Французская академия, только хуже. За подобный неологизм она бы задушила студента, способного на такое кощунство. Человек получает такой мятеж, какого достоин.
Десять минут нескончаемого монолога. Однако эта женщина должна была уплатить мне вознаграждение за работу, поэтому я старался быть терпеливым и вежливым. Как зритель в театре, если пьеса слишком длинная.
Закончив свою речь, она казалась обессилевшей. Она сказала все, влила свою жизнь в мои уши. Больше не осталось ничего.
– Я пойду взглянуть, что делает Ян.
И она снова ушла на встречу со своим подростком. На этот раз вернулась с листком бумаги в руке и с искаженным лицом.
– Ян сегодня не может встретиться с вами: он сильно устал. Вам придется вернуться сюда завтра. Извините его. Извините меня за то, что я настаивала, чтобы вы пришли сегодня днем. Он предупредил меня о своей усталости.
– Ничего страшного, я все понимаю. Я вернусь завтра в то же время.
– Возьмите это, – сказала она, подавая мне листок. – Ян захотел написать вам эту записку.
– Спасибо. Я ее прочитаю.
Анна молча проводила меня до двери: нужно было не заблудиться, выходя из этого замка.
– Итак, до завтра, – сказала она с тревогой. – И не беспокойтесь, я оплачу вам этот визит.
– Я не беспокоюсь. До завтра.
Людям, которые в своей профессии не производят ничего конкретного, физического, иногда бывает трудно получить плату за свою работу. Много раз я не получал за мой труд ничего, кроме неприятностей. Преследование не желающего платить должника с бухгалтерской книгой в руке в знак угрозы давало лишь очень слабый результат. Кто, кроме школьников, боится книг?
Было пятнадцать часов, мой день был испорчен. Я отменил две встречи, чтобы увидеться с Яном. Я дошел до бара (судя по вывеске, пивного), где обычно пил кофе по утрам.
– Здравствуйте, Алекс. Кофе, как обычно?
– Да, пожалуйста.
Хозяин был очаровательным человеком; особенно я ценил в нем единственную фразу, с которой он обращался ко мне каждый день: «Здравствуйте, Алекс. Кофе, как обычно?» В его фразе никогда ничего не менялось, словно в его словаре не имелось других слов.
На улице было необычно тепло для ноября. И кофе, который принес хозяин, мне не понравился. Слишком горячий. Слишком крепкий. Нужно было заказать какой-нибудь прохладный напиток. Вставая, чтобы расплатиться, я уронил записку, которую прислал мне Ян. Развернув листок, я прочитал:
«Алекс, мне очень жаль. Моя мать (хотя она много говорит), конечно, рассказала вам не все обо мне. Меня зовут Ян, и мне семнадцать лет. Шесть лет назад я попал в ужасную автомобильную катастрофу. Машину вел мой отец. Мой язык был изрезан на части, лицо смято. С тех пор я не могу произнести ни слова. Я немой. Кроме того, у меня бывают ужасные головные боли. Я не выношу шума. Обо всем этом она вам не сказала, я уверен. Она слишком боялась, что вы не придете. Теперь вы знаете, кто я. Вам решать.
Ян».
«Франция находится в полосе удивительно хорошей для ноября погоды. В некоторых регионах дождя не было уже два месяца. Станет ли СПИД скоро хронической болезнью? Беседа с профессором Фаржоном в конце нашего журнала. Этим летом заметно увеличилось количество краж автомобилей. Мы сообщим вам список марок, которые больше всего нравятся ворам. Сборная Франции, продолжая свое зимнее турне, одержала убедительную победу над сборной Англии со счетом 3:0. Следует отметить дубль звездного нападающего Энтони Полстры».
Чтобы просыпаться под голос радио, нужно чертовски много мужества и приличная доза одиночества. С тех пор как Мелани решила судьбу нашей совместной жизни, я слушал радио. Она больше не была рядом, чтобы говорить со мной. Ее голос еще отдавался слабым эхом в моей голове. Мелани больше нет рядом, чтобы сказать мне «пора вставать». Я заменил ее предметом. Светящимся. Точным. Не ошибающимся. Но он никогда не тянулся ко мне и не касался моего тела, как Мелани касалась моей руки. Ее ладонь на моей руке, которую она крепко сжимала, чтобы остановить мой храп.
Я много читал, чтобы забыть, – не получилось. Это уже слишком.
«Сапожники всегда обуты хуже всех. Недавно проведенное исследование показало, что врачи не лечат себя…»
Я выключил радио. Если врачи отказывались лечить себя, это могло быть потому, что они боялись терпеть два или три часа в приемной, чтобы попасть… в собственный кабинет или в кабинет своего коллеги. Боялись печальной судьбы, уготованной для черни, для невежд в медицине. К счастью, врачи умирали, имея плохое здоровье.
Каждое утро отсутствие Мелани было вспышкой, фейерверком, овладевавшим квартирой. Дождем черных ракет в освещенной комнате. И все же надо было выбираться отсюда и пытаться помочь другим. Ян; я должен увидеть Яна. Опустошенный подросток. К счастью, я знаю писателя, который мне поможет, – Сэлинджера. Он пишет так, как думают подростки. Мизантроп Сэлинджер, который способен заставить замкнутых и недоверчивых людей полюбить литературу. «Над пропастью во ржи»!
