– Он самый, – опередила Мариночку Аделькина мать. – А вы знакомы с ним, Валерия Павловна?
– Не то слово. Какой талантливый врач! Золотые руки. Пять лет назад он меня спас от слепоты. После этой операции все газеты писали о его уникальной методике. Если бы вы знали, как я ему благодарна! До самой смерти помнить буду. Мариночка, а какая из этих дач ваша? Наверное, на центральной улице самая красивая?
– Нет, тетенька, самая плохая. Та, что через три улицы, недалеко от речки. Мы на ней редко бываем. У нас на даче пол в двух местах от старости проваливается. Давно просим папу отремонтировать, а он не может. Ему нельзя тяжелую работу делать. Руки у него потом трясутся, и он не может из-за этого оперировать. Он же под микроскопом все делает. А еще там бомжи всю зиму жили, а когда весной уходили, то все нужные им вещи с собой забрали и нагадили посреди комнаты. Вот так и живем. Но мама говорит, что это не главное. Важнее свежий воздух и натуральные продукты.
– Это точно. Без глаз нельзя, а без воздуха и подавно не рекомендуется жить, – подвела итог толстая соседка и направилась было к себе в дом, но приостановилась и еще раз уточнила, какая именно дача у офтальмолога Маслова.
– Валерия Павловна, я вам вечером обязательно покажу, когда пойдем гулять перед сном, – пообещала Аделькина мама, закрывая за девчонками калитку. – Полетели стрекозы. Жди теперь к вечеру. Так, говорите, он талантливый хирург?
– Не то слово!
– Бора, – обратилась она к мужу, – я была права! Наша Аделечка дружит только с хорошими девочками.
3
С заходом солнца детвора стала расходиться по домам. Уставшие и грязные, девчонки наконец-то дошли до дачи и плюхнулись на крыльцо. Они точно знали, что бабушка Роза ни за что не пустит их в дом, пока они не отмоются в протопленной для этого случая бане. Это ритуал. Это правило, которое не подлежит обсуждению. Не принимаются во внимание никакие аргументы в виде «устали», «нет сил», «умираем». Пропуск в помещение только после водных процедур.
После бани подруги поужинали и блаженно завалились на кровати. В доме наступила тишина. Решив, что девчонки уснули, Розалия Михайловна убрала со стола, облегченно вздохнула и начала молиться, благодаря Бога за все хорошее, что есть в семье Соловьевых. Она мысленно перекрестила детей, входную дверь и тихо пошла к себе в комнату.
– Маринка, ты спишь?
– Нет, конечно. Я в окно на звезды смотрю. Они здесь такие разноцветные и яркие, что даже лампы не нужно.
– Это месяц. Он мне всегда в окно светит. Видишь, он висит, как перевернутый серп?
– Ага.
– Хорошая погода завтра будет. Без дождя.
– Откуда знаешь?
– Меня дедушка научил, когда еще живой был. Если месяц крутой и подвешенное ведро воды с него не скатится – значит, следующий день сухой будет.
– Ух ты! Правда, что ли?
– Еще какая правда. Мой дед про природу все-все знал. Он меня чему только не учил. Я знаю, какие грибы съедобные, что в лесу есть можно, а с какими травами самый вкусный чай. Знаю названия камней и как правильно костер разжигать. Он геологом работал.
– А мой папа мечтал археологом быть, а стал офтальмологом. Иногда даже жалеет об этом.
– И зря делает, что жалеет, – проворчала бабушка Роза, поднимаясь по лестнице. – Археолог, офтальмолог – все едино.
– Баб, ты чего такое говоришь? – возмутилась Светка.
– Бабушка Роза знает, что говорит. Археологи сначала долго роются в дерьме на помойках, чтобы найти какую-нибудь драгоценность, а когда найдут, шибко радуются и долго изучают находку по разным справочникам. А у врачей все наоборот. Сначала они изучают, как человек устроен. Хорошо изучают, потому что нет ничего дороже здоровья. Толстые книжки в библиотеках читают, а когда выучатся, то роются в организмах, исследуют их и находят там все то же дерьмо, которое мешает организму правильно жить. А в результате: и археолог, и офтальмолог получают за свою тяжелую работу говенную зарплату. Так что ничего я не перепутала. Закон природы и Маркса, внуча: дерьмо – деньги – и снова дерьмо. Скажи своему папке, Мариночка, чтобы он сильно не жалел, что археологом не стал. Это тот же врач, только в обратной последовательности. Ну, а теперь закрывайте глазки и спать. Поздно уже.
– Баб, а ты нам завтра блинчики испечешь на завтрак?
– Конечно.
– И кисель вишневый сваришь?
– Смородиновый сварю. Мыши в подполье крышки на банках с вареньем поточили, теперь кисели каждый день варить будем.
– Смородиновый тоже вкусный, – сказала Мариночка.
Сладко зевнув, она закрыла глаза и уже через несколько секунд погрузилась в сказочный мир разноцветных шариков, цветов и сияющих теплых лучей.
– Уработались, пчелки беспокойные, – ласково произнесла Розалия Михайловна, поправляя свисающие одеяла. Она нежно чмокнула девчонок в макушки и, шаркая по полу стоптанными тапочками, ушла спать.
4
– Маринка, ты еще спишь? – тихонечко спросила Светка.
– Сплю.
– Тогда почему разговариваешь со мной?
– Ты же спрашиваешь, вот я и отвечаю.
– Марин, ты такая соня. Все интересное проспишь.
– А вот и нет. Я сегодня рано-рано проснулась, когда солнце только всходить начинало.
– Зачем?
– Слушать, как птицы разговаривают.
– Ты, что ли, птичий язык понимаешь?
– Раньше не понимала, а теперь точно знаю, что понимаю.
– Во, дела! Марин, ты ничего вчера ядовитого не ела? Или, может, тебе сон какой-нибудь приснился?
– Свет, не смейся. Я раньше тоже думала, что они чирикают, потому что у них настроение хорошее, а сегодня поняла – разговаривают они. На улице было тихо-тихо. Сначала одна птичка проснулась и два раза свистнула. Ей никто не ответил, потому что еще все спали. Тогда она еще раз повторила, но уже громче. И только после второго раза ей отозвались. Первая спросила: «Как тебе спалось?» А она ей: «Хорошо».
– А как ты поняла? – поинтересовалась Светка, приподнимая от удивления голову над подушкой.
– Да что тут не понять! Ты же в музыкальную школу ходишь и ноты знаешь.
– Конечно, знаю! Я даже уже «Мой Лизочек так уж мал» Чайковского начала играть.
– Ну если до «Лизочка» дошла, то я тебе сейчас пропою. Первая спрашивает: «Соль-ля-соль-ми-ля?»
Светка призадумалась, закатила глаза в потолок и разложила вопрос по нотам: «Как-те-бе-спа-лось?»
– Все правильно.
– А другая, как ей ответила?
Мариночка немного задумалась и снова пропела тоненьким голоском: «Ми-фа-ми-до-ми».
– А это что значит?
