Ребятишки гуськом поплелись за стариком. Дойдя до скамейки, дед сделал вид, что сильно устал.
– Неплохо бы перекурить, – подмигивая ребятишкам, предложил старик.
Как и в прошлый раз, он достал из-за пазухи газетку и оторвал ровный клочок для самокрутки.
– Ой, нет, только не это! – зажимая нос, взмолилась Мариночка. – Я лучше домой пойду, а то мне еще музыкой заниматься нужно.
– Дел у нас по самое горло, – поддержала подругу Светка. – Вон, у Маринки гаммы еще не выучены, а мне так вообще упражнение по математике доделать нужно.
В отличие от девчонок мальчишки разошлись по домам без объяснений.
– То-то! – крякнул от удовольствия старик. – Говорил же, что махорка отличная. Никто супротив нее еще не устоял. А ты, малек, чего домой не убег? – хитро спросил он Пашку.
– Дед Гриш, а дай мне еще разок курнуть, чтобы больше никогда-никогда не хотелось.
– Так тебя же уже прям до «пота» продрало, но желание, стало быть, осталось?
– Осталось.
– Ну, раз осталось, нужно профилактику до конца проводить, – с пониманием произнес дед. – На тебе, курни втихаря у меня за спиной еще разок. Глядишь, и отпустит.
Пашка послушно присел на корточки, затянулся и снова разразился жутким кашлем. В полуобморочном состоянии он вернул самокрутку хозяину.
– Ну как? – поинтересовался дед Гриша. – Будешь еще, или отпустило?
– Кажется, отпустило. Не могу больше, – вяло ответил Пашка и, шатаясь, пошел в сторону дома.
– Ты смотри на него! Маленький, а самый крепкий оказался, – глядя мальчонке вслед, произнес с уважением дед. – Ну, теперичь и мне домой пора. Пойду бабке отчет давать о проделанной работе.
Старик не спеша встал, подправил ремень на деревянной култышке и захромал домой. Он шел и с гордостью думал о своем педагогическом таланте, который так внезапно раскрылся только сегодня, а еще о том, как он все подробно расскажет своей Клавдии Петровне. Сначала она немного поворчит, но в конце обязательно одобрит и, может быть, даже рюмочку нальет.
– Точно, нальет. Тут и сомневаться нечего, – почти вслух произнес дед и ускорил шаг.
Неглиже
После встречи со старой знакомой Цецилия Моисеевна и впрямь стала непозволительно часто задумываться об одиночестве и методах избавления от этого социального недуга. Перво-наперво она пересмотрела свой гардероб и пришла к выводу, что он слегка устарел и требует обновления. Одно радовало, с нижним бельем дела обстояли хорошо и даже очень. Слабость к нему присутствовала всегда. Даже сейчас, когда угроза быть раздетой пылким мужчиной свелась к минимуму, она не позволяла себе носить «народное» белье. Как можно надеть на себя хлопковый бюстгальтер на пуговицах, грозивших в любой момент оторваться и ввести бедную хозяйку в конфуз! Да никогда! Именно «внутренний мир» определяет сознание женщины, ее настроение, опасения и даже болезни. Достаточно одного взгляда, чтобы понять, сколько в женщине женщины.
Еще в период учебы Циля поняла, на что она потратит первую зарплату. Так и случилось. Расписавшись в бухгалтерской ведомости, она решительно зажала деньги в кулак и пошла к злейшему врагу советской власти – спекулянту Зяме. В то время, когда страна, позабыв о пищевой и легкой промышленности, бросила все силы на оборонное производство, Зяма по прозвищу Фильдеперс не разделил взгляды молодого государства и увлекся продажей предметов дамского туалета: шелкового белья и чулок. И таки не прогадал! Еще ни одной революции и мировой войне не удалось отменить красоту. Мама дорогая, какой коммунист устоит при виде пикантно выглядывающего из-под платья кружева! Циля это прекрасно знала, поэтому на все заработанные деньги приобрела у Зямы шелковую комбинацию. Ах, как она сидела в обществе мужчин! Если вы сейчас подумали о какой-нибудь вульгарности, то я вас умоляю! Она сидела скромнее не бывает! Немного выдвинутая вперед ножка в элегантной туфельке и слегка оттопыренный подол платья обязательно дадут возможность тонкому кружеву явить себя миру. Немного, самую малость, но как стимулирует мужскую фантазию! При виде кусочка роскоши мужчины приходили в восторг со всеми вытекающими из этого обстоятельствами. Так вот, если бы пришлось выбирать между платьем и нижним бельем, Циля не задумываясь выбрала бы второе. Да что говорить про Цилю, когда сама незабвенная Галина Алексеевна тайно обожала пикантные предметы дамского туалета!
Циля вытащила из шифоньера небольшую коробку, обтянутую розовым шелком.
– Это обязательно нужно показать Софочке! – подумала она и направилась к Левиным. Три коротких звонка, и дверь, обитая коричневым дерматином, дружелюбно распахнулась.
– Деточка, иду вас удивлять. Даже не представляете, чем! Взгляните на этот предмет женского туалета, – игриво произнесла Циля, открывая коробку. – Ну как? Что скажете?
– Красивая вещица и, судя по виду, очень старая. Сейчас такое белье уже не носят.
– Только и всего? Столь скупые эмоции на вещь музейного значения! А это тончайшее кружево ручной работы? А бретельки? Деточка, это же настоящее неглиже! Французская вещь! Самый что ни на есть оригинал из прошлых лет! Вы не знаете слово «неглиже»? Ах, молодежь, молодежь! Такому в школе не научат, даже если вы зубрили французский. Эти слова, деточка, идут из семьи, от хорошего образования. Конечно, в мое время тоже редко кто называл комбинацию этим прекрасным словом. Революционэры не очень одобряли употребление «буржуйских» выражений, но поверьте мне, сами они ой как охотно пользовались «прелестями» капитализма. Да, да. Не удивляйтесь! Это только на картинках женщины-революционерки изображены в красных косынках и кожаных пиджаках. Поверьте мне, у каждой партийной работницы в самом дальнем углу шифоньера была припрятана парочка фривольного французского белья, завернутого в какую-нибудь невзрачную тряпицу. Те лозунги, которые они кричали на собраниях, теряли всякую силу и улетучивались из революционных голов при первом же взгляде на такие вот пикантные штучки. Как вы думаете, откуда я взяла этот шедевр легкой промышленности тех лет? Не отвлекайтесь, деточка, разливайте чай, а я вам начну рассказывать эту удивительную историю, принадлежащую семье моего мужа.
В тридцать каком-то году, не буду врать, в каком именно, Бенин папа привел в дом активистку-революционерку, которая по заданию-просьбе партийной ячейки должна была пожить у них дома до той поры, пока не подыщут ей подходящее жилье. Конечно, Нелли Львовна не была в восторге от такого сожительства.
– Арон, – сказала она, – объясни мне, пожалуйста, зачем ты приволок в дом эту странную женщчину. Ладно бы, она сама жить пришла, так она же притащила перину, в которой клопов больше, чем пуха. Можно, я не буду тебя спрашивать, а просто выброшу ее в наш сарай?
– Нелла, это неприлично!
– Зато гигиенично! И вообще, я немножечко против твоей партии.
– Почему? – насторожился Арон.
– Потому что она очень огорошила меня своим заданием. Зачем она будет жить у нас в доме? Что мы такого сделали нашей Родине, чтобы нас так наказывать? Ну и что из того, что она соратница и близкая подруга Дзержинского. Арон, поверь, это никак не отразится на твоем продвижении по работе. Как был ты хорошим портным, так им и останешься до конца жизни. Ради партии скажи мне правду. Она твоя любовница?
