Скорая встреча с квалифицированным персоналом немного успокоила, но мысль о засевших в груди осколках стекла приводила в отчаяние. Это вам не железо, а продукция дореволюционных мастеров, сделанная качественно из сырья с особых карьеров. Сани остановились, и строгий баритон приказал:
– Несите в операционную и аккуратно переложите на стол. С подобным ранением бойца нельзя тревожить.
Далее началась процедура очистки ран с комментариями. Хирург охал по поводу размеров извлеченных осколков, требовал направить свет на определенное место и просил еще немного потерпеть. В завершение грудь обильно посыпали стрептоцидом, туго перебинтовали, и врач вынес вердикт:
– У вас только две глубокие раны, остальные – просто порезы. Сейчас подготовим транспорт и отвезем в Ленинград.
– Зачем в Ленинград, если у меня просто порезы, – насторожился Костя.
– У комполка сильно изуродовано лицо и требуется незамедлительная помощь пластических хирургов.
– Везите майора, а меня оставьте в покое.
– Машина на двоих лежачих. В окружном госпитале вы пройдете дополнительный осмотр с интенсивным лечением.
В принципе война практически закончена, шюцики месяц посидят в окружении и выкинут белый флаг.
– Ладно, везите, заканчивайте войну без меня, – нехотя согласился Костя.
Его сразу запеленали в несколько одеял и через час перенесли на носилках в санитарную машину. Следом занесли майора, а последним в фургон забрался санинструктор с личными вещами раненых и портфелем с документами.
* * *
Ехали долго, машина аккуратно объезжала колдобины, немного прибавила на льду залива и натужно выбралась на берег. На железнодорожной ветке крепости Тронгзунд их дожидался состав с порожними платформами и единственным пассажирским вагоном. Раненых разместили в одном купе, и поезд тронулся. Домой, домой, домой, под этот перестук колес Костя крепко заснул, а проснулся ранним утром во время остановки у Чугунного разъезда, где отцепили порожняк. Паровоз с единственным вагоном заехал в тупичок, и они оказались почти на Пироговской набережной, в двух шагах от Военно-клинического госпиталя.
Не выспавшийся после ночного дежурства персонал оставил каталки в смотровых и отправился готовиться к передаче смены. Костя еще немного поспал, но переполненный мочевой пузырь требовал разгрузки. Из кокона одеял выбраться не удалось, и он начал звать медсестру. Увы, крики остались безответными. Извиваясь червем, он кое-как смог сесть, затем высвободить одну руку и получить желанную свободу.
В коридор Костя выскочил в набедренной повязке из пеленки и нос к носу столкнулся с бритоголовым генералом в окружении дюжины врачей.
– Ты откуда? – озадаченно спросил генерал.
– Из Выборга.
– Из-под Выборга? Номер палаты!
– Из центра Выборга, где тут туалет, терпеть невмоготу.
– Направо, здесь рядом, – заботливо подсказала женщина со стопкой папок в руках.
– Под утро привезли двух раненых – майор со сложной пластикой лица, лейтенант с травмой горла, – пояснил один из врачей.
– Какого хрена у вас…
Но Костя ничего не слышал, ибо бежал к заветной двери с буквой «М». Зато в смотровой сразу попал в крепкие руки санитаров и без всяких пояснений был доставлен на второй этаж. Под наблюдением группы врачей его привязали ремнями к креслу и засунули в рот блестящую железяку. Жуть! Премерзкое состояние, когда тело содрогается от рвотных позывов и задыхается от невозможности нормально дышать. Часовая экзекуция с тремя перекурами, когда врачи что-то обсуждали, а Костя выискивал возможность бежать прочь, закончилась вердиктом:
– Горлышко у вас получилось отличное. Два дня поживете без горячей пищи и можете петь со сцены.
– Мне бы живым отсюда уйти, – просипел Костя.
Вместо ожидаемых двух дней полного ничегонеделания он получил лишь полдня с обедом и ужином в виде жиденького пюре. На другой день его отвезли в темную комнату со злобно урчащим рентгеновским аппаратом и долго крутили перед зеленым экраном. В завершение один из врачей потыкал в грудь железной указкой и нарисовал химическим карандашом крестик под правым соском.
– У вас под ребром обнаружен осколок стекла. Операция будет завтра.
Бодрое состояние с надеждой на скорую выписку рухнуло в никуда. Осколок стекла! В груди сразу начались непонятные боли, а воображение рисовало жуткую картину, как мерзкая стекляшка режет сосуды, а легкие наполняются кровью. В палату он вернулся оловянным солдатиком и до утра боялся пошевелиться. На этот раз каталка остановилась перед широкими дверьми с надписью «Операционная», и санитар предупредил:
– Вас будет оперировать сам Петр Андреевич.
Новость несколько успокоила, это тот самый бритоголовый генерал, профессор и начальник Военно-медицинской академии. После недолгого ожидания дверь открылась, и дальнейшее происходило под руководством операционной медсестры. Сначала Костю согнали с каталки, и он самостоятельно подошел к операционному столу. Далее велели лечь, как ему удобно, а когда он перестал ворочаться и елозить, ловко зафиксировали ремешками.
Операция прошла быстро и безболезненно, если не считать первых уколов местного обезболивания. Хирург тихо разговаривал с ассистентами, а Костя считал лампочки на потолке.
– Готово, можете вставать, молодой человек, – неожиданно сказал Петр Андреевич.
– Вставать?
– Ну да, операция завершена, стеклышко удалили, так что вскоре пойдете на танцы и крепко обнимете самую красивую девушку.
– Я не хожу на танцы, – буркнул Костя и неловко встал на ноги.
– Герой, орденоносец – и не ходит на танцы?
– Никакой я не герой. Слегка пришибло оконной рамой, вот и все мое геройство.
В операционной грохнул хохот, а профессор насмешливо заметил:
– Не герой, говоришь? О тебе справлялся сам товарищ Гоглидзе, и Мерецков ежедневно названивает.
– Им по должности положено, – нашелся Костя и осторожными шажками направился на выход.
– Вы куда? – спохватилась медсестра. – Ложитесь! – И подкатила каталку.
Выписка из госпиталя действительно оказалась скорой. Швы сняли на третий день, и сразу за ним приехала санитарная машина больницы НКВД. Там продержали еще два дня и отправили домой с наказом ежедневно приходить в медпункт Главного управления.
* * *
Для него война закончилась, но прежде выхода за ворота больницы необходимо одеться. Финские сапоги да солдатские бриджи – вот и все, что у него осталось, если не считать смены нижнего белья. Пока он раздумывал над решением по меньшей мере комической ситуации, медсестра принесла документы со свидетельством о выписке и маленький квиточек к завхозу:
– Возьмите у завхоза форму б/у и не забудьте вернуть на вещевой склад управления.
