— Подожди, друг, мы уже выступаем. Вот, возьми.
С этой ношей путь покажется легче.
Резвый не сопротивлялся, когда она перекинула через его плечо небольшой мешок, и с любопытством принял от нее короткое копье с толстым древком-рукояткой. У копья было отточенное обоюдоострое лезвие в форме ивового листа, у основания которого находилось перекрестье.
Руро показала ему свое копье, точно такое же.
— Полезные штуки. Юкка разработала их для ближнего боя, не для метания. А еще ты можешь опираться на копье, Резвый, взявшись за перекрестье. Только остерегайся лезвия. Хорошая палка для ходьбы…
Старый заяц не мог не согласиться: идти, опираясь на копье, было намного легче. Мимо прошла Юкка, мрачно пошутив:
— Если древний рухнет, крикнешь, мы его нанижем на копье и понесем, как охотничью добычу.
Резвый ожесточенно огрызнулся:
— Зато вы слишком быстро передвигаетесь! Должно быть, натренировались, улепетывая от противника, во, во!
Юкка не замедлила шагов, но уши и хвост ее напряглись от возмущения. Руро укоризненно покачала головой:
— Не надо дразнить Юкку Пращу. Никто ее еще не одолел в бою. Зря обижаешься, помни, что она делала лишь то, что выгоднее для ее племени. Любой умный зверь поступил бы на ее месте так же.
Резвый не хотел спорить с Руро, которая ему сделала столько добра и к тому же очень нравилась, и он сменил тему:
— А куда она нас ведет?
Руро указала на северо-восток:
— В Скалистый Лес. До темноты дойдем, наверно. Юкка хочет побеседовать с Ударой Костоломом.
— А кто это такой, во имя Всех Сезонов?
Мимо спешили другие белки, и Руро ускорила шаг.
— Хватит разговоров, друг. Мы сейчас отстанем от отряда. Давай побережем дыхание для марша.
Весь день они провели в быстром беспощадном марш-броске. Возможно, из-за того, что Юкку рассердили необдуманные замечания зайца. Воды на равнине не встретили нигде. Солнце нещадно припекало, не ощущалось ни ветерка, буроватая трава не шевелилась. Видно было, что она засохнет, не дождавшись наступления лета. Сухо скрежетали кузнечики, высоко в небе надрывались жаворонки. Подражая белкам, заяц сунул в рот и сосал плоский камушек, помогающий удерживать во рту влагу. Задние лапы болели от ходьбы, передние — от копья-палки. Чтобы крестовина не резала лапу, он подкладывал пучки травы, но они мало помогали.
Ближе к вечеру Резвый споткнулся и упал. Никто еще не успел этого заметить, а Руро уже помогла ему подняться и опереться на палку, с другой стороны поддерживая его сама. Старый заяц, скрипя зубами, ковылял позади белок.
— Далеко еще, Руро?
Она махнула лапой вперед:
— Вон уже виднеется Скалистый Лес. Мы хорошо шли, думаю, до темноты придем. Можешь идти, друг? А то ведь можно и отдохнуть, ведь лес уже виден.
Резвый незанятой лапой смахнул пыль с глаз.
— Если белка может, то заяц тем более. Я в прекрасной форме, дорогая моя, — хорохорился длинноухий.
Скалистый Лес оказался нагромождением громадных камней, по которым были разбросаны корявые деревья и чахлые кустики. На разведку был выслан Беддл, который вернулся, когда отряд уже подходил к цели.
— Я заметил Удару, но он сразу исчез в зарослях. Хорошая новость: лесное озерцо не пересохло. Уйма воды!
Юкка подняла лапу, чтобы пресечь радостный галдеж белок.
— Внимание, тихо, все слушайте меня! Мы во владениях Удары Костолома. Ведите себя скромно, сидите тихо и не буяньте, пока я не вернусь. Это тебя тоже касается, заяц.
Одним прыжком она исчезла между валунами. Заяц послушно сидел вместе со всеми белками, но любопытство не переставало его мучить.
— Руро, теперь ты скажешь мне, кто такой Удара Костолом?
Белка устало растянулась, прикрыв глаза хвостом.
— Скоро узнаешь, друг мой.
Юкка действительно скоро вернулась.
— Удара появится после заката. Воду из озера можно пить, но не плавать и не мыться. Я сама прослежу. На деревьях кое-где есть яблоки и груши. Верхние можно срывать, на нижних ветках — не трогать. Все понятно?
В ответ раздалось нестройное «Да!» и «Понятно!». Груд опять ворчал на ходу что-то, привлекшее внимание Юкки. Она схватила юнца за ухо и не слишком нежно дернула.
— Я все слышу, негодник. Видишь этот кусок коры? Заткну им твой рот, если еще раз услышу.
Беличий отряд послушно отдыхал под тенистыми деревьями. Чуть поодаль сидела Юкка, ожидая, когда совсем стемнеет. Только тогда должен появиться таинственный хозяин. Резвый заснул, размышляя, кем бы мог быть этот страшный зверь.
10
Синие Орды завоевывали Саламандастрон. Унгатт-Транн сидел в своей душной комнате и следил за пауками. Пауки — существа свирепые, независимые, смертельные. Они нравились Унгатту. Многому он научился, лежа в своей каюте и наблюдая за ними. Не давала ему покоя мысль о полосатой собаке. Беспокоила его не та, старая, которая управляла горой, а отравлявшая его сны, большая, мощная, угрожающая, с ликом, всегда окутанным дымкой. Это был враг, и он приближался. И теперь, когда бы Унгатт-Транн ни закрыл глаза, он снова и снова видел призрачного барсука заполнявшего пространство. Это означало, что барсук собирал армию.
Раньше Унгатт-Транн смеялся над глупыми суевериями. А теперь он ловил себя на том, что прислушивался к загадкам искалеченного лиса, для которого в царстве видений не было тайн. И это его злило. Он крепко закрыл глаза и громко заговорил, изо всех сил пытаясь не упустить зыбкий образ врага.
— Покажи, покажи мне свою морду, появись у моей горы, не увиливай от судьбы. Я Унгатт-Транн, устрашающий, и ты умрешь от моей лапы, когда увидишь мои глаза.
Над ним на корме стояли Гроддил и Гранд-Фрагорль, наблюдая, как Саламандастроном овладевают Синие Орды, нескончаемые, как волны морские. Оба они слышали голос дикого кота, но слов разобрать не могли. Поэтому они заспешили вниз, опасаясь, что могли не расслышать зова хозяина. Лис-колдун осторожненько постучал и проскулил:
— Могущественный, вы нас изволили позвать?
Унгатт-Транн упругой походкой появился из двери и направился на палубу. Броня подчеркивала силу и рост мощного воина. Его глаза-щелочки устремили взгляд на берег.
— Как идет завоевание моей горы?
Гранд-Фрагорль сдержанно ответила:
— Еще не стемнеет, как вы уже сможете вступить в нее, о сотрясатель земли. Ворота уже почти взломаны.
Дикий кот подошел к борту. Оба сопровождающих следовали на почтительном расстоянии.
— Лодку мне. Направляемся на берег.
