Как однажды Броканта обнаружила, что комната Розочки опустела, так же точно – и предсказания Сальватора снова оправдались – в другое утро девушка нашлась: она мирно спала в своей постельке.
После смерти г-на Жерара у нашего друга г-на Жакаля больше не было оснований скрывать девочку, способную если не окончательно прояснить, то хотя бы частично пролить свет на дело Сарранти.
Когда Розочка проснулась, она рассказала, что находилась в доме, где добрые монашенки заботились о ней, пичкая ее вареньем и конфетами, и единственное, о чем она жалела, была разлука с добрым другом Людовиком.
Сальватор ее успокоил; он сказал, что подобное никогда не повторится, что ее отправят в хороший пансион, где она научится всему, чего еще не знает, и что Людовик будет навещать ее там дважды в неделю до тех пор, пока она не станет его женой.
Во всем этом не было ничего страшного. И Розочка со всем согласилась, в особенности после того, как Людовик полностью одобрил план Сальватора.
Вот почему Людовика следовало искать на Ульмской улице, а не дома.
Людовик в одно мгновение преодолел расстояние, отделявшее Ульмскую улицу от улицы Сен-Дени, и очутился перед Фафиу.
Да позволят нам читатели вернуться к мятежу, который, впрочем, подходил к концу.
С той минуты, как Жан Бычье Сердце покинул улицу СенДени, она превратилась в поле брани, если, конечно, можно так назвать место, где происходит убийство: одна сторона рубит и стреляет, другая кричит и спасается бегством.
Так как сопротивление не было организовано, никто его и не оказывал.
В госпитали стали поступать раненые.
В анатомический театр свозили убитых.
На следующий день газеты осветили события лишь с одной стороны, однако народная молва досказала остальное.
Кавалерийские атаки под предводительством полковника Рапта получили в народе прозвище «драгунского налета на улицу Сен-Дени»
20
.
Кабинет министров Виллеля, решивший укрепить свои позиции при помощи террора, захлебнулся в крови и пал, уступив место более умеренному кабинету министров, в который вошли г-н де Маранд как министр финансов и г-н де Ламот-Гудан как военный министр.
В благодарность за верную службу г-н Рапт получил звание маршала и пэра Франции.
V.
Глава, в которой читатели встретятся с отцом в ожидании встречи с дочерью
Описанные нами события выполняют в нашей книге такую же роль, как безводные степи в некоторых плодороднейших странах с красивыми пейзажами: такие пустыни непременно нужно миновать, чтобы выйти к оазису.
Генерала Лебастара де Премона терпели в Париже только благодаря слову, которое Сальватор дал г-ну Жакалю: генерал явился лишь для освобождения своего друга, г-на Сарранти, и против правительства ничего не замышлял. Как только г-н Сарранти оказался на свободе, два друга пришли проститься с тем, кого мы отныне станем называть не комиссионером, а Конрадом де Вальженезом.
Господин Лебастар сидел в гостиной Сальватора. По левую руку от него сидел его молодой друг, по правую – старый.
Проговорив полчаса, генерал Лебастар поднялся и, прощаясь, протянул руку Сальватору. Но тот, с самого начала находясь во власти одной мысли, остановил его и, улыбнувшись, попросил уделить ему еще несколько минут для разговора; до сих пор Сальватор откладывал этот разговор, но теперь, как ему казалось, настал подходящий момент.
Господин Сарранти направился к двери, собираясь оставить генерала наедине с Сальватором.
– Нет-нет! – остановил его молодой человек. – Вы разделили все тяготы и опасности, которые выпали на долю генерала.
Будет справедливо, если вы разделите с ним и радость.
– Что вы хотите сказать, Сальватор? – спросил генерал. – Какую еще радость я могу испытать? Разве что увидеть Наполеона Второго на троне его отца?
– У вас есть для счастья и другие причины! – возразил Сальватор.
– Увы, мне об этом ничего не известно, – печально покачал головой генерал.
– Сначала сочтите свои беды, а потом сосчитаете и радости.
– У меня в этом мире лишь три самых больших несчастья, – сказал генерал де Премон, – смерть моего императора, – он повернулся к г-ну Сарранти и протянул ему руку, – осуждение моего друга и, наконец…
Генерал нахмурился и замолчал.
– …и, наконец?.. – переспросил Сальватор.
– …потеря дочери, которую я любил так же сильно, как ее мать.
– Ну, генерал, раз вы знаете свои несчастья, вы сможете перечислить и свои радости. Итак, во-первых, возвращение сына, императора Наполеона; во-вторых, спасение и оправдание вашего друга; и, наконец, возвращение вашей любимой дочери.
– Что вы имеете в виду?! – вскричал генерал.
– Как знать? Быть может, я смогу помочь вам пережить эту третью, и самую большую, радость.
– Вы?
– Да, я.
– Говорите, говорите, мой друг! – попросил генерал.
– Говорите скорее! – прибавил г-н Сарранти.
– Все зависит от ваших ответов на мои вопросы, – продолжал Сальватор. – Вы бывали в Руане, генерал?
– Да, – сказал тот и едва приметно вздрогнул.
– Много раз?
– Однажды.
– Давно?
– Пятнадцать лет назад.
– Именно так, – удовлетворенно кивнул Сальватор. – В тысяча восемьсот двенадцатом году, не правда ли?
– Верно.
– Это было днем или ночью?
– Ночью.
– Вы были в почтовой коляске?
– Да.
– Вы остановились в Руане всего на одну минуту?
– Это правда, – все больше изумляясь, молвил генерал. – Я дал передохнуть лошадям и спросил, как проехать в деревушку, куда я держал путь.
– Деревушка называлась Буль? – уточнил Сальватор.
– Вы и это знаете? – вскричал генерал.
– Да, – рассмеялся Сальватор, – я знаю это, генерал, а также многое другое. Однако позвольте мне продолжать. В Буле коляска остановилась перед неказистым домиком; из коляски вышел человек с объемистым свертком в руках. Ведь это были вы, генерал?
– Да, я.
– Подойдя к дому, вы оглядели забор и дверь, достали из кармана ключ, отперли дверь, ощупью нашли кровать и положили туда сверток.
– И это правда, – подтвердил генерал.
– После этого вы вынули из кармана кошелек и письмо и оставили то и другое на столе. Потом вы неслышно прикрыли дверь, сели в коляску, и лошади поскакали в Гавр. Все точно?
