– Я всегда знала, что вы не оставите меня своими милостями и заботами, ваше преосвященство.
– Я постарался найти себе замену и остановил свой выбор на человеке, которого вы знаете довольно хорошо. Если мой выбор вам не по душе, вы только скажите, маркиза. Я хочу рекомендовать вам человека благочестивого и очень хорошего:
аббата Букмона!
– Вы не могли бы сделать лучший выбор, монсеньор. Аббат Букмон – один из добродетельнейших, не считая вас, людей, каких я только знаю.
Ее комплимент, казалось, не очень порадовал монсеньора Колетти: он сам не знал себе равных в добродетели.
Он продолжал:
– Итак, маркиза, вы согласны, чтобы вашим духовником стал аббат Букмон?
– От всей души, ваше преосвященство; я горячо вас благодарю за то, что вы так мудро решили судьбу вашей покорной служанки.
– Есть еще одно лицо, маркиза, которое мне также небезразлично.
– О ком вы говорите?
– О графине Рапт. Мне показалось, что вот уже несколько недель, как ее вера слабеет. Эта женщина с улыбкой ходит по краю глубокой пропасти. Бог знает, кто сможет ее спасти!
– Я попытаюсь это сделать, ваше преосвященство, хотя, скажу вам правду, не очень верю в успех. Она упряма, и только чудо могло бы ее спасти. Но я готова употребить все свое влияние, и если потерплю неудачу, поверьте, монсеньор, это произойдет не от недостатка преданности нашей Святой Церкви.
– Я знаю, как вы благочестивы и усердны, маркиза, и если обращаю ваше внимание на то, что эта душа находится в плачевном состоянии, то потому, что знаю, как вы преданы нашей Святой матери-Церкви. И я дам вам возможность еще раз доказать это, поручив вам одно весьма деликатное дело чрезвычайной важности. Что до графини Рапт, действуйте и говорите, как вам подскажет сердце, а если потерпите неудачу, да простит Господь эту грешницу! Но есть еще одно лицо, чьим доверием вы пользуетесь. Именно на это лицо я и призываю вас обратить свое заботливое участие.
– Вы говорите о княгине Рине, монсеньор?
– Да, я действительно хотел побеседовать о супруге маршала де Ламот-Гудана. Я уже два дня с ней не виделся, но в последнюю нашу встречу она была так бледна и слаба, что либо я сильно заблуждаюсь, либо она смертельно больна и через несколько дней ее душа вознесется к Богу.
– Княгиня очень тяжело больна, вы правы, ваше преосвященство. Она отказывается от докторов.
– Знаю. Могу сказать, не боясь ошибиться, что очень скоро ее душа оставит свою земную оболочку. Но состояние ее души ужасно меня беспокоит! Кому доверить ее в эту ответственную минуту? Кроме вас, маркиза, все окружающие ее люди лишь разрушают то, что мы сделали ради ее спасения. Так как она не может оказать сопротивление, у нее нет воли, нет сил, на нее любой может оказать давление, и как знать, что злые люди способны сделать с несчастным созданием.
– Никто не имеет над княгиней власти, – возразила маркиза де Латурнель. – Ее безразличие и слабость являются гарантией ее спасения; она повторит и исполнит все, что от нее потребуется.
– Да, маркиза, возможно, вы могли бы на нее повлиять.
Пожалуй, я бы тоже мог. Но ведь из этого следует, что она способна и на зло, если подвернется дурной советчик.
– Кто осмелится на такую низость? – удивилась маркиза.
– Тот, кто имеет большее влияние на разум, потому что в его присутствии ее совесть приходит в сильнейшее смущение:
словом, ее муж, маршал де Ламот-Гудан.
– Да мой брат никогда и не думал оказывать влияние на настроения жены!
– Перестаньте заблуждаться, маркиза, ведь он ее мучает, оказывает на нее давление, бросает в ее душу семена своего безбожия. Бедняжка получила тысячи ран. Поверьте: если мы не примем меры, он прикончит ее благочестие.
– Если бы мне об этом сказал кто-нибудь другой, ваше преосвященство, я бы ему не поверила.
– Если бы об этом не сказал сам маршал, я тоже этому не поверил бы.. Я только что был у него, и в пылу разговора, когда он излагал мне свои убеждения, я поймал его на несправедливости; но это было только начало разговора. А знаете, чем он закончился? После того как маршал сделал мне несколько совершенно неслыханных и невразумительных предложений, которые и представить-то невозможно в устах приличного человека, он мне категорически запретил – этому трудно поверить! – быть и впредь духовником княгини.
– Боже правый! – ужаснулась маркиза.
– Вы дрожите, мадам?
– Эта новость наполняет мое сердце страданием, – отвечала святоша.
– Вам предстоит серьезное дело, дорогая маркиза: речь идет о том, чтобы вырвать душу несчастной из его рук! Вы должны спасти, чего бы это ни стоило, даже ценой собственной жизни, гибнущее существо. Я рассчитывал на вас, дорогая моя кающаяся грешница, и смею надеяться, что не ошибся?
– Ваше преосвященство! – в возбуждении вскричала маркиза. – Через четверть часа я увижусь с маршалом, а через час уже приведу его к согласию; он будет раскаиваться и попросит прощения. Это так же верно, как то, что я верю в Бога!
– Вы не понимаете меня, маркиза, – начиная терять терпение, продолжал епископ. – Речь идет не о маршале, и, между нами говоря, умоляю вас не только не сообщать ему о том, что здесь произошло, но даже ни словом не намекать об этом. Мне не нужны извинения маршала. Я давно знаю, как относиться к тщете человеческих страстей. Я уезжаю, а перед отъездом прощаю его.
– Святой человек! – взволнованно прошептала маркиза, и ее глаза подернулись слезой.
– Все, чего я от вас прошу, – продолжал монсеньор Колетти, – это иметь перед отъездом уверенность в том, что несчастное создание остается в хороших руках. Иными словами, я вас умоляю, дорогая маркиза, отправиться, не теряя ни минуты, к супруге маршала де Ламот-Гудана, уговорить ее, чтобы вместо меня ее исповедником стал достойный аббат Букмон. Я буду иметь удовольствие увидеться с ним нынче вечером и передать свои секретные указания по этому поводу.
– Через час, ваше преосвященство, аббат Букмон будет принят как духовник княгини Рины, – пообещала маркиза. – Я вам как раз собиралась сказать, что жду достойного аббата с визитом.
Не успела она договорить, как в будуар вошла камеристка и доложила о приходе аббата Букмона.
– Пригласите господина аббата, – торжествующе произнесла маркиза.
Камеристка вошла и сейчас же вернулась в сопровождении аббата Букмона.
Его немедленно ввели в курс дела, сообщив, что монсеньор уезжает и супруга маршала де Ламот-Гудана остается без исповедника.
Аббат Букмон, не смевший и надеяться, что его изберут для высокой цели, не сдержал радости при этом известии. Стать своим человеком в знатном семействе, в роскошном особняке Ламот-Гуданов! Быть домашним священником в этой известной семье, да об этом можно было только мечтать! Достойный аббат и помыслить о таком не смел, он был на седьмом небе от счастья, когда ему об этом сообщили.
