– У нее трудный период.
– Как у всех нас, – отвечала Оливия.
Но маленький Генри, десятилетний внук Оливии, выучил наизусть имена всех президентов Соединенных Штатов.
– Молодец! – похвалила его Оливия и потом страшно скучала, пока он перечислял эти имена, а когда он дошел до действующего президента, Оливия фыркнула, поморщившись, и мальчик сказал очень серьезно:
– Я знаю.
После отъезда Кристофера с семейством Оливия ощущала такую слабость и пустоту внутри, что два дня кормилась из своих запасов, не выходя из квартиры, прежде чем вернуться за столик к Чипманам.
* * *
На эту женщину Оливия впервые обратила внимание в апреле – та жила двумя этажами ниже и в другом конце коридора, – и Оливия подумала, что с виду она – вылитая серая мышка, а таких Оливия всегда недолюбливала. Оливия сидела в столовой, поджидая Чипманов, когда заметила Серую Мышку. В массивных очках на маленьком личике и с тростью, снабженной четырьмя рогами на конце, Мышка вошла в столовую и застыла в нерешительности. Оливия взяла свою трость и помахала ею, привлекая внимание Серой Мышки, когда же Серая Мышка обернулась к ней, Оливия жестом показала, что та может сесть рядом с ней.
– Матерь божья, – буркнула Оливия, поскольку этой тихоне потребовалось немало времени, чтобы протиснуться между столами, и выглядела она по-прежнему неуверенно, будто сомневалась, действительно ли ей можно сюда подсесть. – Садитесь! – почти рявкнула Оливия, когда Серая Мышка добралась наконец до ее столика.
Та села и сказала:
– Меня зовут Изабель Дэно, и спасибо, что пригласили за свой стол.
– Оливия, – представилась Оливия. (И подумала про себя: «Бульдожка», исходя из фамилии женщины.)
Вскоре появились Чипманы, и Оливия представила им новенькую:
– Изабель.
Все принялись есть и разговаривать. Серая Мышка в основном помалкивала, и Оливия гневалась про себя: «Ну ей-богу!» Покончив с едой, Мышка поднялась и опять замерла, будто не зная, что ей делать дальше.
– Возвращаетесь к себе? – спросила Оливия.
Тихоня кивнула, и они вместе вышли из столовой в длинный коридор.
– Я совсем недавно приехала сюда, – сообщила Серая Мышка, – всего два дня назад.
– Правда? – откликнулась Оливия. – Привыкните, хотя это будет непросто, должна предупредить. Чипманы – нормальные ребята. Остальные – высокомерное дурачье в большинстве своем. (Серая Мышка в растерянности пялилась на нее.) Пока, – попрощалась Оливия, оставив тихоню у двери ее квартиры.
* * *
Весна утвердилась окончательно, когда Оливия решила, что ей нужна пишущая машинка. Она начала печатать кое-что – свои мемуары – на компьютере, но сломался принтер, и Оливия так расстроилась, что ее затрясло, и дрожь в руках была почти непрерывной. Она позвонила Кристоферу:
– Мне нужна пишущая машинка. – Затем, подумав немного: – И розовый куст.
Уже на следующей неделе ее дорогой мальчик как миленький явился из Нью-Йорка с пишущей машинкой и двумя розовыми кустами, с ним прибыл маленький Генри.
– Такую сейчас нелегко найти, сама понимаешь, – сказал Кристофер, ставя на стол электрическую пишущую машинку. И Оливия не услышала в его голосе ни раздражения, ни язвительности.
– Я тебе очень признательна, – ответила Оливия.
Сын привез пять чернильных картриджей и показал, как их вставлять. А потом он посадил розовые кусты, следуя материнским инструкциям, прямо за дверью, что выходила на дворовую территорию, где между стеной и асфальтированной дорожкой имелась полоска земли, – директор заведения разрешил Оливии развести там сад. Кристофер вырыл глубокие ямы, как и велела Оливия, и полил розовые кусты, также под надзором матери.
– Эй, бабушка! – теребил Оливию маленький Генри, но она была слишком занята розовыми кустами.
Когда они вернулись в квартиру и Кристофер вымыл руки, маленький Генри поймал взгляд отца, и тот кивнул.
– Хочешь посмотреть на картину, которую я для тебя нарисовал? – спросил мальчик.
– Конечно, – ответила Оливия.
Мальчик осторожно развернул лист бумаги, на котором акварелью был изображен человек, похожий на скелет, и большой дом.
– Кто это? – спросила Оливия.
– Я, а это мой дом.
– Ну что ж, хорошо, – сказала Оливия.
– Повесишь ее на холодильник? – серьезно спросил маленький Генри и пояснил: – Мама всегда так поступает с нашими рисунками.
– Прицеплю ее попозже, – пообещала Оливия.
* * *
С пишущей машинкой Оливия чувствовала себя почти счастливой. Ей нравились звуки, которые издавала машинка, нравилось, что можно вставить лист бумаги и легко вынуть его обратно, – не то что в этом чертовом мигающем принтере! – и ей нравилось укладывать отпечатанные листы в аккуратную стопку. Иногда она перечитывала только что написанное, а иногда нет. Но стопка медленно подрастала. Лишь когда она печатала свои мемуары, у нее возникало ощущение, что сетчатый колпак, под которым она живет, приподнимается.
Однажды она кое-что вспомнила и тут же усомнилась в своей памяти. Такого не могло быть. Маленькая Оливия спрашивает мать, почему у нее нет братьев и сестер, как у других людей, и мать опускает на нее глаза и говорит: «После тебя? Мы не осмелились заводить еще одного ребенка, когда у нас есть такая, как ты». Нет, конечно, это ложное воспоминание, и в мемуарах Оливия об этом не упомянула.
Однако написала о чудно́м поведении матери за несколько месяцев до того, как у нее обнаружили опухоль мозга, – и одним из чудачеств матери было вот что: она выходила во двор и гладила свою машину, словно лошадь на ферме, где мать провела детство. Размышляя об этом сейчас, Оливия понимала мать. Раньше не понимала, но теперь, когда только машина предоставляла ей свободу, Оливия сообразила, что и свой автомобиль мать любила не меньше – как в юности любила своего пони, на котором ездила куда захочет.
«Генри верил в Бога, – напечатала Оливия на новом листке. И дальше: – Я тоже верила из-за лягушек, которых мы разрезали на уроках биологии». Она вспомнила, как однажды в колледже, когда она разглядывала внутренности лягушки, ей пришло в голову: «Только Бог мог создать все это, не иначе». Но теперь, поразмыслив, Оливия напечатала: «Я была очень молодой тогда».
* * *
Серая Мышка по-прежнему ела за одним столом с Оливией и Чипманами, и однажды днем, когда они возвращались из столовой, Мышка спросила Оливию, не хотела бы она зайти к ней в гости. Совсем недавно Оливия узнала, что Серая Мышка приехала из Ширли-Фоллз, – какой же тихоней надо быть, чтобы до сих пор даже не упомянуть об этом! – и Оливия приняла приглашение. Войдя в квартиру Мышки, она удивилась количеству статуэток, привезенных с собой этой женщиной, – девушка в тирольском костюме, другая в швейцарском наряде, – а также множеству фотографий, разложенных на столах. Оливия села и заметила:
