– Вы часто отправляли меня к директору.
– За что? – спросила Оливия. – Что вы могли натворить?
– Я болтала на уроках. Не закрывая рта.
– И за это я отправляла вас к директору?
Бетти кивнула:
– Я это делала нарочно. Я была влюблена в него по уши.
Оливия смотрела на нее из другого конца комнаты.
– Ой, как же я в него втрескалась, – продолжала Бетти. – Мистер Скайлер. Обалдеть.
– Джерри Скайлер, – сказала Оливия. – Хороший был человек, мне он тоже нравился. Он всем и всегда говорил: «Вы отлично справляетесь». Поднимал настроение.
– Точно! – расхохоталась Бетти. – Он всегда так говорил. В общем, он мне реально нравился. Я тогда была худышкой, – она провела ладонью по груди, – и как бы умненькая. И по-моему, он понимал, что я не дурочка. Хотя кто знает. Но, блин, я была без ума от этого парня. – Бетти качнула головой и направила указательный палец на Оливию: – Вы отлично справляетесь.
* * *
В четыре часа появлялась другая женщина, звали ее Джейн. Она была приятной, услужливой, но Оливия находила ее скучной. Джейн готовила ужин, затем Оливия говорила ей, что хотела бы побыть одна, и Джейн поднималась наверх. А просыпаясь по утрам, Оливия обнаруживала в доме еще одну женщину, но та уходила, как только приезжала Бетти.
Через несколько дней, в четыре часа, когда должна была явиться Джейн, Бетти открыла входную дверь, поздоровалась, но голос ее звучал как-то иначе, в нем поубавилось вежливости. Оливия встала и вышла в прихожую. На пороге стояла молодая темнокожая женщина в ярком персиковом шарфе на голове и длинном платье вроде балахона, тоже персиковом, но более темного оттенка.
– Привет, привет, – сказала Оливия. – Смотрите-ка, вы похожи на бабочку! Входите же.
Девушка улыбнулась, показав ряд ослепительно белых зубов.
– Здравствуйте, миссис Киттеридж. Меня зовут Халима.
– Рада познакомиться, – ответила Оливия и повела девушку в гостиную.
Халима огляделась:
– Большой дом.
– Слишком большой, – подхватила Оливия. – Располагайтесь.
Бетти удалилась, не проронив ни звука, чем возмутила Оливию. А Халима сразу принялась за дело: нашла чем заняться на кухне, спросила Оливию, что ей приготовить, и перестелила постель в гостевой спальне, хотя на часах было всего пять. Оливия все это время сидела в гостиной.
– Посидите со мной, – позвала ее Оливия, и девушка вошла в гостиную, села, и Оливия снова подумала, до чего же она красивая. – Я буду звать вас Бабочкой.
Девушка улыбнулась, сверкнув белыми зубами:
– Окей, но моя имя – Халима.
– Скажите-ка, мисс Халима Бабочка, вы, наверное, живете в Ширли-Фоллз?
Халима подтвердила ее догадку. Отучившись в Общественном колледже Центрального Мэна, она получила диплом младшей медсестры – девушка слегка развела руками, но благодаря ее платью, казалось, помахала крыльями, – и вот она здесь.
– Вы родились в Америке? – допытывалась Оливия.
– В Нэшвилле. А пятнадцать лет назад моя мама переехала сюда.
– Она, случаем, не была в тех лагерях в Кении?
– Вы знаете о лагерях? – оживилась Халима.
– Конечно. Думаете, я дура беспросветная?
– Нет, я так не думаю. – Халима откинулась на спинку кресла. – Мама провела в лагерях восемь лет, и только потом ей удалось выбраться сюда.
– Вам здесь нравится? – спросила Оливия.
Девушка лишь улыбнулась в ответ и, помолчав, предложила:
– Давайте приготовим вам что-нибудь поесть. Вы такая худенькая.
– Никогда в жизни я не была худенькой, мисс Халима Бабочка, – рассмеялась Оливия.
Халима отправилась на кухню.
– Только не сидите здесь и не смотрите, как я ем, – сказала Оливия, когда Халима поставила перед ней тарелку с мясным рулетом и печеной картошкой, приготовленными в микроволновке. – Если сами не станете есть, лучше уходите.
И Халима исчезла; на кухню она вернулась, когда Оливия закончила есть.
– Почему вы так одеваетесь? – спросила Оливия.
Халима мыла посуду и улыбнулась через плечо:
– Эта одежда по мне. – Выключив воду, она посмотрела на Оливию: – А почему вы так одеваетесь?
– Ладно-ладно. Я просто спросила.
* * *
На следующий день Оливия сказала:
– А теперь послушай меня, Бетти Вся-из-Себя. – Бетти сидела в кресле напротив Оливии. – Я видела, как ты обошлась вчера с той девушкой, и больше мы такого не потерпим. (И вдруг, к изумлению Оливии, лицо Бетти стало как у двенадцатилетней девочки, обиженным и сердитым.) И прекрати дуться. Честное слово, пора уже тебе повзрослеть.
Бетти поерзала в кресле, в котором она с трудом помещалась.
– Вы же сказали, что мы не будем рассуждать о политике.
– Чертовски верно. Но эта девушка – не политика. Она – человек, который имеет полное право находиться здесь.
– Ну не нравится мне, как она выглядит, и эти тряпки, что она носит, у меня от нее мурашки по коже… И это уже политика, – добавила Бетти.
Поразмыслив, Оливия вздохнула:
– Что ж, в моем доме ты будешь с ней вежлива, поняла?
Бетти встала и занялась стиркой.
* * *
В конце первой недели Бетти повезла Оливию на прием к доктору Раболински. Оливия накрасила губы. Бетти села за руль, Оливия рядом с ней. Ехали они в машине Оливии, которая предпочла бы умереть, только не показаться на людях с тем стикером на бампере. Оливия молчала, боясь даже подумать о том, что она вот-вот снова увидится с этим человеком. У двери кабинета они прождали почти час, Бетти, вздыхая, листала журналы, Оливия сидела неподвижно, сложив руки на коленях. Наконец медсестра вызвала ее в кабинет. Оливия облачилась в хлопковый халат и легла на кушетку. Медсестра прилепила к ней провода, сделала ЭКГ, сняла с Оливии все эти металлические штучки и вышла, оставив Оливию одну. Напротив висело зеркало, Оливия машинально посмотрела на себя и пришла в ужас. Она походила на мужика, переодетого в женское платье. Яркая помада слишком выделялась на ее бледном лице! Почему она дома этого не заметила? Она искала салфетку, чтобы срочно стереть дурацкую помаду, когда вошел доктор Раболински и закрыл за собой дверь.
– Здравствуйте, Оливия! Как вы?
– Отвратительно, – ответила Оливия.
– Ай-ай-ай. – Доктор сел на табурет с колесиками и подъехал к ней. Он пристально разглядывал ее сквозь очки с толстыми линзами. – ЭКГ у вас просто отличная. Расскажите, почему вы чувствуете себя отвратительно.
И Оливии почудилось, что она опять первоклашка, только она больше не Оливия, а Недотепа Сойер – тот мальчик, что сидел перед ней. Недотепа Сойер, надо же, кого она вспомнила. Он был из очень бедной семьи и никак не мог понять, чего от него добивается учительница, и его вечная растерянность – и вечное молчание – теперь передались Оливии. В ответ на вопрос доктора она не могла вымолвить ни слова.
