Ранее, вечером, когда смятение и растерянность зашкаливали, особенно у Этель, которая долго не могла понять, что такое доминатрикс, и твердила как заведенная: «Я просто не понимаю, о чем ты говоришь, Лайза», объяснив матери, чем она занимается – наряжается в особую одежду и помогает мужчинам разыгрывать свои сексуальные фантазии, – Лайза подытожила:
– Людей необходимо просвещать.
– Зачем? – хором спросили Фергюс и Этель.
– Затем, чтобы они смогли понять, – ответила Лайза. – Мама, например, даже не знала, что это за профессия такая.
Фергюс непроизвольно перешагнул за ленту на половину своей жены:
– Люди не обязаны понимать такого сорта поведение. Боже правый, Лайза. – Теребя бороду, он расхаживал по гостиной. Затем остановился: – Ты радуешься только потому, что какой-то мерзавец, чертов урод, решил снять об этом фильм.
– Документальный фильм, – не без раздражения поправила его Лайза. – И это не о сексе, папа. Я не проститутка, папа. Я не занимаюсь сексом с этими мужчинами, к твоему сведению.
– Не понимаю. – Этель потерла висок, встала, огляделась и опять села. – Ничегошеньки не понимаю.
Фергюс готов был повторить эту фразу, однако ему полегчало – пусть лишь слегка, – когда он услышал, что между Лайзой и клиентами секса не бывает, но он продолжал стоять на своем:
– Что значит – не о сексе? Конечно, о сексе, Лайза. О чем же еще?
– О разыгрывании ролей. В соответствующих костюмах. – Судя по интонации Лайзы, она старалась изо всех сил сохранять терпение. – Если бы вы посмотрели фильм, узнали бы для себя кое-что новое. Лори вот посмотрела.
– Он у тебя с собой? – спросил Фергюс.
– Да, на диске. Я не настаиваю, просто говорю, что если бы вы посмотрели…
И вот поздней ночью, глядя на него все с той же грустью, Лайза сказала:
– Иди спать, папа. Зря я вам рассказала. Не надо было. Но я подумала, когда фильм выйдет на экран… словом, пусть лучше вы узнаете это от меня, чем от других людей.
– Ты не занимаешься сексом с этими мужчинами? – спросил Фергюс.
– Нет, папа. Нет.
Фергюс попятился к порогу:
– Спокойной ночи.
– Сладких снов, – ответила Лайза.
Фергюс оторопел: какие уж тут сладкие сны.
* * *
Проспал он допоздна – ночью еще долго не мог заснуть, – а когда проснулся, с кухни доносились голоса Лайзы и ее матери. Опустившись на колени, он вытащил из-под кровати чемодан, в котором хранилась его форма солдата Гражданской войны. Кепка помялась, и Фергюс кулаком кое-как расправил тулью, китель и брюки тоже были помятыми: он забыл отнести форму в чистку, где ее отглаживали.
– Да бог с ней, – пробормотал он себе под нос.
Надел форму, специальной щеточкой попытался загнуть кончики усов, потом отправился в ванную, брызнул на усы спреем; капли, попавшие в глаза, больно щипали.
Войдя на кухню, залитую солнечным светом, он сказал дочери «доброе утро», и она улыбнулась ему:
– Привет, пап.
Фергюс положил себе каши и понес тарелку в столовую, а затем сделал то, чего не делал никогда, – сел за стол там, где обычно сидела Этель по свою сторону от желтой липкой ленты, так ему было лучше слышно, о чем женщины разговаривают. Но говорили они о кухонных полотенцах. Надо же, полотенца! Лайза сказала, что хочет поехать в магазин на окраине города, где продают очень хорошие кухонные полотенца, и Этель промямлила нечто вроде «окей, я тебя отвезу». Доев кашу, Фергюс вернулся на кухню, помыл тарелку и сказал Лайзе, что уходит и его не будет до вечера.
– Желаю тебе хорошо провести время, – ответила Лайза.
Ей вторила Этель:
– Скажи отцу, я желаю ему удачного дня.
Фергюс несколько удивился и попросил дочь передать матери «спасибо».
Но пожелание Этель не сбылось. Выведя пикап из гаража, он уложил походную палатку в багажное отделение и, добравшись до парка, обнаружил, что все уже на месте; мало того, еще не встав на тормоз, он расслышал выстрелы. На этот раз солдаты были одеты в разномастную форму и число их поубавилось. Фергюс вынул палатку из багажника и подошел к Бобу Стерджесу. Поздоровавшись, тот указал ему место, где поставить палатку в ряд с другими, и Фергюс успел вспотеть в своей «настоящей» форме, пока натягивал эту чертову палатку. Он не мог перестать думать о Лайзе. Вспоминал ее ребенком, школьницей, возвращавшейся домой после уроков. Она всегда была веселой девочкой, не в пример обидчивой Лори, та была горазда подуться.
Один из мужчин – Фергюс запамятовал его имя – варил что-то на крошечной решетке, установленной над костерком, и Фергюс, взяв свой кофе – он сжульничал, помолов зерна заранее, – прихватил жестяную кружку и подошел к нему.
– Привет, Фергюс!
Фергюс, чувствуя себя дурак дураком, сварил кофе, налил этому человеку и наконец вспомнил, как его зовут, – Марк Уилтон.
– Маловато сегодня ребят, – сказал Марк, и Фергюс согласился.
Солнце палило; они устроились в тенечке под дубом, но в большей части парка не было и намека на тень. Дубы и клены – словно горстка пятнышек на ярком фоне, и внезапно Фергюс припомнил, каким был парк в его детстве, тогда здесь росли вязы, и листва у них была такой густой и такой плотной, что, казалось, она накрывала собой весь парк. Трава тоже была зеленее, а сейчас изрядная часть парка превратилась в грязный пустырь, где дважды в неделю торговали фермеры с прицепов, которыми они и загубили растительность.
Обернувшись, Фергюс увидел женщину, шагавшую к ним, она была в длинном ярко-голубом платье с пышной юбкой, от солнца она загораживалась голубым зонтиком. Фергюса поразило, сколь довольной собой она выглядела. Но нет, сообразил он, это не самодовольство – скорее, тщательно скрываемая радость от того, что сегодня она смогла надеть столь необычное платье. Впрочем, женщина была толстой, а платье делало ее еще толще.
– Здравствуй, Фергюс, – сказала она, приблизившись.
«Разрази меня гром, – подумал он, – да это же Шарлин Биббер».
– Здравствуй, Шарлин, – кивнул ей Фергюс. – Экое на тебе платье сегодня.
– Точно, – поддакнул Марк Уилтон. – Просто загляденье.
– Что ж, спасибо, мальчики. Я сшила его своими руками. – Над верхней губой Шарлин блестели капельки пота. – Я подумала, в те времена никаких швейных машинок и в помине не было, так что смелей, Шарлин, ты можешь это сделать, и я сделала.
Фергюс поднялся:
– С вашего позволения я должен отлучиться, забыл кое-что дома.
– Что ты там мог забыть? – спросила Шарлин.
Фергюс лишь помотал головой и, садясь в пикап, заметил, что она смотрит ему вслед.
* * *
Он не ожидал увидеть на подъездной дорожке машину Лори и еще больше удивился, обнаружив на заднем сиденье своего внука Тедди, названного в честь пса.
