Оливия поглядывала то на Синди, то на ножки кровати.
– Не знаю, – сказала она. – Не знаю, чисто ли это мужское поведение. Дело в том, Синди, что я не очень хорошо обращалась с моим мужем в последние годы его жизни.
– Хорошо вы с ним обращались, – возразила Синди. – Это всем известно… Вы ходили к нему в больницу каждый день.
Оливия помахала указательным пальцем:
– До того.
– Он тогда был уже болен?
– Не знаю, – Оливия нахмурилась. – Может быть, а я и понятия не имела. Он слегка размяк, и ему постоянно требовалось мое внимание. А я… это не приветствовала. В последнее время я часто об этом вспоминаю, и на душе прямо кошки скребут.
– Но ведь, – сказала Синди после паузы, – вы же не знали, что он болен.
Оливия глубоко вздохнула.
– Да, верно, но я сейчас о другом. Я с ним не церемонилась, и теперь это меня мучает. Еще как мучает. Иногда – редко, очень редко, но случается – мне кажется, что я как человек стала капельку – самую капельку – лучше, и мне тошно от того, что Генри меня такой не застал. – Оливия покачала головой. – Ну вот, я опять говорю только о себе. В последнее время я стараюсь говорить о себе поменьше.
– Говорите о чем угодно, – сказала Синди. – Я не против.
– Теперь твоя очередь, – возразила Оливия. – Не волнуйся, о себе я еще поболтаю.
– Однажды, – начала Синди, – на Рождество я расплакалась. Я плакала и плакала, наши сыновья были здесь, и Том тоже, а я стояла на лестнице и буквально завывала и вдруг заметила, что они все ушли, пережидали где-то, пока я не перестану рыдать.
Оливия на секунду закрыла глаза и пробормотала:
– Матерь божья.
– Они испугались.
– Угу.
– И отныне они будут вспоминать каждое Рождество, мои сыновья будут вспоминать, как я ревела.
– Может быть, но не факт.
– И это моих рук дело.
Оливия подалась вперед:
– Синди Кумс, в этом мире не найдется ни одного чертова человека, у которого бы не было постыдных воспоминаний, и нам приходится с этим жить. – Она выпрямилась и скрестила ноги.
– Но мне страшно!
– Да, да. Конечно. Все боятся смерти.
– Все? Это правда, миссис Киттеридж? И вы боитесь смерти?
– Смерти я боюсь до смерти, и это чистая правда. – Оливия поудобнее устроилась в кресле.
Поразмыслив, Синди сказала:
– Я слыхала о людях, примирившихся со смертью.
– Наверное, такое случается. Не знаю, как им это удается, но думаю, такое возможно.
Они помолчали. Синди чувствовала себя… почти нормально.
– Ладно, – сказала она наконец. – Просто я так одинока. Я не хочу быть настолько одинокой.
– Естественно, не хочешь.
– Вы боитесь умереть, хотя вам уже немало лет?
– О, черт возьми, – усмехнулась Оливия, – бывают дни, когда я бы предпочла уже лежать в могиле. И все равно смерти я боюсь… Видишь ли, Синди, если тебе придется умирать, если ты и впрямь умрешь, дело в том, что… мы все отстаем от тебя всего на несколько шагов. Двадцать минут ходьбы – и мы там же, где и ты, так-то вот.
Синди ничего подобного и в голову не приходило. Ей представлялось, что Том, и ее сыновья, и… все люди будут жить долго, если не вечно, но без нее. Однако Оливия права: все они движутся в одном направлении, а она лишь опережает других. Если, конечно, она действительно возглавляет шествие.
– Спасибо, – сказала Синди. – И спасибо за то, что пришли.
Оливия Киттеридж встала:
– До скорого.
* * *
Когда мать Синди умирала – ей было пятьдесят два, а Синди тридцать два, – она кричала, и рыдала, и проклинала мужа, отца Синди, бросившего их много лет назад. На самом деле мать Синди и прежде нередко кричала и рыдала – от неизбывной усталости. Но эти жуткие звуки на смертном ложе ужасали Синди, и она пообещала себе: я не буду умирать вот так. И теперь она сильно переживала из-за того, что напугала сыновей своим плачем на лестнице в Рождество. Раньше она никогда не кричала в присутствии сыновей и не плакала. Она любила и заботилась о них каждую секунду своей жизни – так ей это виделось, – обнимала их, брала на руки, когда они были маленькими и нуждались в утешении.
Она много размышляла об этом, и однажды вечером, сидя на диване перед телевизором рядом с Томом, закутанная по горло в одеяло, она думала о том же. Во время рекламной паузы она сказала:
– Милый, я чувствую себя такой виноватой, оттого что расплакалась тогда на лестнице при тебе и мальчиках. Я рассказала об этом миссис Киттеридж, но забыла упомянуть, что кажусь себе похожей на свою мать.
Том мгновенно оторвался от экрана:
– Миссис Киттеридж? Зачем ты откровенничаешь с этой старой клячей?
– Ну… – начала Синди.
– Ты в курсе, что она теперь замужем за Джеком Кеннисоном?
– Она? За Кеннисоном? – Синди медленно выпрямилась.
– Ну да. Какой нормальный человек женится на этой мымре, если не считать ее первого мужа, беднягу Генри?
Синди не ответила и потом в основном помалкивала.
* * *
Через несколько дней погода испортилась. То дождь, то мокрый снег, и пока Том проверял, все ли на месте, чтобы Синди ничем себя не утруждала в его отсутствие, – еда для ланча в холодильнике, телефон рядом с кроватью, мобильник на кровати, только руку протяни, – пока он суетился вокруг нее, как обычно по утрам, прежде чем отправиться на металлургический завод, Синди обнаружила, что испытывает не благодарность, а раздражение.
– Все отлично, милый, можешь спокойно уходить, – сказала она.
– Точно? – спросил он, и она заверила его, что с ней все будет в порядке, а ему действительно пора на работу.
Он вышел из спальни, крикнул снизу: «До свидания, любимая!» – дождался ответного «Пока, милый!» и наконец удалился.
Синди задремала, а когда проснулась, рассердилась на Тома за то, что он, уходя, выключил свет во всем доме. «Чересчур уж он прижимистый», – подумала она. Без света ей было неуютно, и Синди слезла с кровати и зажгла обе лампы в спальне – на прикроватной тумбочке и на комоде; за дверь она предпочла не заглядывать, там царили сумерки.
Пискнул мобильник, невестка Анита прислала сообщение: «Можно тебе позвонить?» Сев на край кровати, Синди написала: «Да».
– Как ты там? – спросила Анита и услышала дежурное «как обычно». – Прости, что я не заехала на этой неделе, но скоро обязательно к тебе наведаюсь.
И Анита разразилась монологом о своих домашних проблемах – дети Аниты, старшеклассники, пустились во все тяжкие, – чем расстроила Синди. Она вышла в коридор, чтобы включить там свет, услыхала гул мотора на подъездной дорожке, выглянула в окно – из машины выбиралась миссис Киттеридж.
