— Не в стрессе дело. В общем… ты и одетый — мечта, а без одежды… По правде говоря, я… эм-м… перевозбудилась. Оказалась не готова ко всем этим эмоциям.
Андрей в изумлении вскинул голову, скептически приподнял бровь и пробормотал:
— Даже не знаю, гордиться мне или испугаться.
— Пф-ф, гордись, конечно. Не каждый день женщина в обморок падает от одного твоего вида. Я сознание теряла только дважды до этого: после показов, от голода… От голода по мужчине — никогда.
Он поджал губы, неумело скрывая смех, и, оттолкнувшись от стола, выпрямился. С тяжелым вздохом подобрал майку, быстро вернув ее на место, но Лиза-то уже все видела, и Бесстыжий отпечатался в сознании так ярко, что снова захотелось пить.
— Лисенок, давай начнем все сначала, по-человечески — со знакомства. Потом я приглашу тебя на свидание, и только потом — остальное. Может, если ты ко мне привыкнешь, то и относиться станешь проще.
«Это вряд ли», — подумала Лиза, поедая глазами мужчину-мечту, но в ответ лишь кивнула. Свидание с Одиссеем — звучит заманчиво. А он подошел и, погладив ее колени, развел ноги, вставая между ними и обнимая Лизу бережно и нежно.
— Привет, — сказал он, но его взгляд сразу же пополз вниз, остановившись на губах. — Так, погоди… Сейчас, отвлеку себя чем-нибудь жутким. Он перевел взгляд в потолок, прикусив щеку изнутри и перевел дыхание, а через минуту повторил: — Привет, меня зовут Андрей.
Лиза завороженно смотрела в его карие глаза, удивляясь, какой необычный оттенок у них ночью: как те шоколадные конфеты из «Королевской гавани», только с прожилками золота вдоль радужки.
— Меня зовут Андрей, — настойчиво, но уже без былого спокойствия повторил Бесстыжий.
— А, да. Лиза, очень приятно. Можно Лиса.
…У него над скулой, вдоль виска, тянулся ниточкой короткий шрам, и еще один — на подбородке. Странно, не заметила раньше.
— Что ты делаешь завтра вечером? Не согласишься поужинать со мной? — он ловко достал из-за ее уха очередной бутон красной розы, и Лиза восторженно улыбнулась, принимая подношение:
— Да, с удовольствием.
В уголке его рта была морщинка дугой, от того, что вечно ухмыляется. Ямочка под нижней губой. А подбородок не квадратный, как у вышибалы из криминального фильма, а… хм, трапецией. Да, точно. Так и хочется покусать.
Мужские пальцы впились в ее спину сквозь ткань сорочки, а затем нетерпеливые руки сползли вниз, сжимая бедра и притягивая ближе.
— В таком случае, до завтра. — Его голос был тихий, низкий; взгляд затуманился.
— Поцелуешь меня на ночь? — невинно поинтересовалась она, дразня.
Андрей медленно провел ладонью вверх по ее позвоночнику, пока не обхватил шею сзади, поглаживая большим пальцем линию вдоль подбородка. Склонился к самым губам, но передумал и поцеловал в щеку.
— Спокойной ночи.
Прикрыв глаза, она выгнулась ему навстречу, застонав, и в следующее мгновение Андрей, едва слышно чертыхнувшись, смял ее губы своими, раздвигая языком и проникая глубоко в рот, и она повторяла его движения, отдаваясь ему легко и беззастенчиво.
— Что ты творишь со мной, — пробормотал он и сдернул к локтям бретельки пижамы, обнажая ее груди; провел по ним сверху-вниз дрожащими ладонями, касаясь пальцами слишком чувствительных сейчас сосков, и у Лизы снова закружилась голова… Но она не стала падать в обморок, а обвила талию Андрея ногами, позволяя ему снять себя со стола и перенести на кровать. Ее щеки пылали, и заговорить не было сил.
Она послушно приподняла бедра, наблюдая, как Андрей стягивает ее пижаму вниз по ногам, как подрагивают его руки, когда он изучает каждый изгиб ее тела. Он целовал ее живот, груди, плечи, и снова живот, пока ни оттянул в сторону полоску белого кружева и ни надавил пальцем на болезненно чувствительную вершину клитора, заставляя Лизу выгнуть спину и смять пальцами простыню. Бесстыжий провел пальцем между складок и осторожно, мучительно медленно погрузил его внутрь, растягивая и добавляя второй. Лизе казалось, что у нее начался смертельный жар, и она в панике даже попыталась отодвинуться, но Андрей крепко обхватил ее бедро свободной рукой, подтягивая ближе к себе и обвел клитор языком. Закрыв глаза, Лиза поджала пересохшие губы, сгорая от мучительного наслаждения и шире разводя ноги.
— Я умру сейчас, — надрывно простонала она, когда Андрей ритмично задвигал языком и одновременно пальцами. Сердце стучало так громко, что Лиза слышала биение, которое отдавалось болью в висках. Она не знала, чего хотела сильнее — вырваться или умолять Андрея не останавливаться. Когда по телу прошли первые импульсы разрядки, она задержала дыхание, и Бесстыжий ускорил темп, а затем резко остановился и, едва касаясь, постучал языком по вершине клитора; последние его несколько движений — и Лиза забилась в судорогах. Она не запомнила, что именно кричала, но потом у нее першило в горле.
Андрей, успокаивая, гладил и целовал ее живот, но Лиза никак не могла прийти в себя, сбросить пелену восхитительного тумана с сознания. Она даже не стала сопротивляться, когда отяжелевшие веки сомкнулись, а до слуха донеслись слова:
— Сладких снов, Лисенок. Утром занятие, как обычно.
— М-м-м, — ответила она, погружаясь в ватно-мягкий сон.
— Мне нравится, что ты такая чувствительная, ванильная. Пойду поплаваю, чтобы остыть. — И голос нежный, с самоиронией.
Бесстыжий…
«Как же я тебя люблю…»
Глава 20. Женщины и дети могут быть беспечными, но не мужчины
Очнувшись утром, Лиза боялась открыть глаза. Вдруг прошлая ночь приснилась? Она приоткрыла один глаз и огляделась.
— Ну слава Одиссею, — выдохнула она. Спальня — хозяйская, Лиза — голая под тонким шелковым одеялом. Значит, не привиделось в бреду. Она обмотала вокруг себя одеяло и завизжала, прыгая на кровати.
Лизу буквально разрывало от счастья, когда она рылась в вещах Наташи в шкафу. Та еще не перевезла весь свой гардероб, и это прекрасно. Выбрав белые бриджи и длинную красную майку с набитым силуэтом розы, Лиза босиком, с перебинтованной ступней, поплыла по воздуху из каюты, опасаясь, что улетит в облака от легкости бытия. Нечесаная буйная грива волос мешала, но Лиза так и не вспомнила, где посеяла вчера резинку; пришлось подколоть пучок чернильной ручкой. Той самой, которой когда-то оставила Андрею грубое послание.
Ирония, однако.
На часах было шесть тридцать, на небе уже взошло солнце, а в душе царил Одиссей. Грубить ему больше не хотелось, разве что для поддержания тонуса.
И снова повторилась вчерашняя картина, за исключением того, что секретный кабинет был не заперт: мастер менял замок в двери.
Зато Андрей шел навстречу еще злее вчерашнего, правда, на этот раз с двумя стаканами кофе в руках.
— Кто-то снова встал не с той ноги, — заключила она, широко улыбаясь.
