– Спасибо! – кричит Джордан, а затем дверь открывается, и нас на мгновение оглушает музыка, а потом снова все стихает.
Розовый. Я купил ей гребаный розовый торт, будто ей семь лет. С цветочками. Она его уже видела? Не показалось ли ей, что это торт для маленькой девочки? Или и вовсе что-то романтичное? У них были торты с воздушными шариками или вообще без украшений. Я чертов идиот. Стоило подумать об этом раньше.
Я кладу на стол карты, закрываю глаза и провожу рукой по волосам.
– Сейчас вернусь, – объявляю я, отодвигаю стул и направляюсь к лестнице.
Несколько смешков раздается у меня за спиной, когда я быстро поднимаюсь по ступенькам вслед за девушкой.
Еще совсем недавно я мыслил вполне ясно. Не сомневался в каждом своем шаге и осознавал все возможные последствия своих действий. Но сейчас запутался.
Стоит мне толкнуть дверь, как на меня обрушивается рев песни I Love Rock’n’Roll, доносящийся с заднего двора, а затем громкий всплеск, когда кто-то прыгает в бассейн. Я попросил Джордан отобрать ключи у всех, кто пьет, но если соседи решат позвонить в полицию, то желание удержать ребят от вождения в нетрезвом виде не спасет меня от обвинений в позволении распития спиртных напитков несовершеннолетними.
Остается лишь надеяться, что коп, сидящий в моем подвале, поможет мне от них отмазаться.
Захожу на кухню и краем глаза замечаю отдыхающих на заднем дворе, прежде чем все мое внимание сосредотачивается на Джордан, которая вытаскивает розовую коробку с тортом.
Она поворачивается, ставит его на кухонный островок, затем поднимает глаза и встречается со мной взглядом.
– Не собираюсь его сейчас есть, – говорит она, – а то придется делиться. Просто хочу посмотреть.
Она поднимает крышку, и извинения уже вертятся у меня на языке. Но тут Джордан расплывается в взволнованной улыбке.
Я подхожу к холодильнику и беру содовую, делая вид, что пришел за ней.
– Прости, если он покажется тебе слишком детским, – говорю я. – Не знаю, о чем я думал.
Она складывает руки на груди, и на ее лице появляется едва заметная улыбка, словно она пытается сдержаться, но у нее не получается. Даже в полутьме кухни вижу, как раскраснелись ее щеки, и слышу, как участилось дыхание.
– Кажется, мне никто никогда не покупал такого красивого торта, – повернув ко мне голову, говорит Джордан. – Спасибо, что подумал обо мне. Это очень приятный сюрприз.
Она вновь смотрит на торт, и на ее лице появляется странное выражение.
Отлично. От этого я чувствую себя еще хуже. Сейчас Джордан выглядит так, будто это самое приятное, что кто-либо когда-нибудь для нее делал. И это вызывает у меня грусть.
Я купил и правда довольно красивый торт. Розы из глазури вокруг основания белого цвета, который медленно перетекает в нежно-розовый, а затем в темно-розовый в центре.
Мне приятно, что она не считает это глупым. Я знал, что Джордан любит этот цвет.
– Внутри он тоже розовый, – говорю я. – Сами коржи.
Ее улыбка становится шире.
И, насколько помню, этот торт явно не для детей. Продавщица говорила что в тесто добавили шампанское.
Что ж, значит, я не прогадал.
Когда наконец-то приходит осознание этого, моя совесть немного успокаивается.
Джордан погружает палец в одну из роз, а затем подносит его ко рту и слизывает крем. Мой взгляд застывает на ее губах, когда они сжимаются вокруг пальца, и языке, которым она слизывает остатки крема с кончика.
Мне едва удается подавить стон от мысли, насколько мягкими должны быть эти губы.
Я прочищаю горло.
– Совсем забыл о свечках, – признаюсь я, подходя к кухонной тумбе. – Но знаю, что ты должна сделать это…
Я достаю спичечный коробок, поджигаю одну спичку и уже собираюсь воткнуть ее в торт, но в последний момент останавливаюсь.
– Может, позовем Коула?
Джордан смотрит в окно и показывает, что не стоит этого делать. Поэтому я втыкаю спичку в торт.
Закрыв глаза, она делает глубокий вдох, и ее плечи расслабляются, а на лице медленно расплывается легкая улыбка. Неосознанно я улыбаюсь ей в ответ. Не знаю, о чем думает Джордан в этот момент, но прекрасно понимаю, что чувствует.
Она задувает спичку и открывает глаза, когда струйка белого дыма вьется перед ее лицом.
Я замираю на мгновение, не желая даже шевелиться.
Кто-то должен обнимать ее прямо сейчас. Подойти, встать перед ней и, поймав в капкан своих рук, почувствовать ее дыхание на своем лице.
Мой пульс учащается, когда я представляю, каковы ее губы на вкус.
Поэтому тянусь за банкой газировки, которую поставил на стойку, и сжимаю ее в кулаке, пока алюминий не начинает потрескивать.
Это нехорошо. Это очень нехорошие мысли.
Отступаю на шаг, хватаю с кухонной тумбы коробку с кассетами и толкаю по столешнице к Джордан.
– Это тоже тебе, – говорю я, чтобы отвлечь ее внимание от своей реакции. – Не благодари.
Как только она переводит взгляд на черную коробку и понимает, что в ней лежит, ее глаза расширяются.
– Что? – восклицает она. – Ты серьез… Ни за что! – Она широко улыбается мне. – Я не могу их взять. Они принадлежали твоему отцу.
Я киваю, чувствуя себя спокойнее оттого, что нас разделяет кухонный островок.
– Отец хотел бы, чтобы они достались тому, кто их оценил бы по достоинству. Они же тебе нравятся, правда?
Я все равно никогда их не слушаю и просто включаю радио. А она, кажется, благоговеет перед ними, так что мне показалось разумным подарить ей то, что она хочет.
Джордан всплескивает руками, и на ее лице появляется такое выражение, словно она не знает, что делать.
– Но… – она замолкает, а затем усмехается: – Пайк, я…
– Ты же хочешь их, верно? – повторяю я.
Она вновь усмехается и корчит гримасу. Я вижу борьбу на ее лице. Для нее это ценный подарок, но Джордан считает, что не заслужила его. И при этом умирает от желания владеть им.
– Ты серьезно? – закрыв лицо руками, спрашивает она.
Я больше не в силах сдерживать смех. Кто бы знал, что радовать ее настолько забавно.
Джордан сгребает в охапку коробку и прижимает ее к себе.
– У меня есть кассеты. Целая коллекция. Черт! – ругается она. – Это неправильно, но я так хочу их, поэтому не стану отказываться.
Джордан старается изобразить извиняющееся выражение лица, но у нее ничего не получается, и она радостно смеется, что забавляет меня еще больше.
– Хорошо, – говорю я.
