Можно задержать искусственно тот или иной тип поведения. Так, например, пытались помешать выйти на выборы тем избирателям, кто представляет опасность для кандидата. В свое время этот метод был использован на выборах Ельцина, когда в преддверии выборов россиянам-пенсионерам программа «Время» стала рассказывать об участившихся поджогах дач. И какой-то процент избирателей, бросившись на спасение дач, не попал на выборы. Украинских кандидатов в президенты иногда спасали тем, что распространяли слух среди противников, что их голос все равно никто не посчитает, поэтому нет смысла идти голосовать. Так происходило и с последним голосованием за Путина, когда избирательные участки в посольствах продемонстрировали ошеломительный процент «за», и это говорит снова о том, что люди не поверили, что их отрицательный голос сработает.
В случае выборов Трампа также была стратегия на уменьшение числа голосующих
[401]. Это были такие три группы, в которых Клинтон нуждалась для своей победы: идеалистические белые либералы, молодые женщины и афроамериканцы. Для этого использовались: украденная почта Клинтон из WikiLeaks; выступления молодых женщин, которые говорили, что Билл Клинтон принудил их к связи, а Хиллари им угрожала; ее же высказывание 1996 г., что афроамериканцы мужчины — суперхищники, что должно было убрать их от избирательных участков. Кстати, Х. Клинтон действительно так отозвалась о молодых афроамериканцах
[402]. При этом понятно, что, убрав контекст, можно любую фразу превратить в убийственный компромат.
Все это примеры незаметного давления на разум, от которого трудно отклониться. Сегодня множество таких способов принесло использование для коммуникации социальных медиа. Вводится даже понятие стелс-медиа, подобное тому, как бомбардировщик стелс не виден для радаров, так и социальные платформы функционируют как стелс-медиа
[403]
[404]. Собственно говоря, гибридная война — это тоже стелс-война, особенно на своих первых этапах. Придуман термин — Stealth Electioneering, то есть скрытые избирательные механизмы, среди которых называются анонимные группы, кампания по разделяющим ценностям и микротаргетинг. В ходе своего исследования они выделили «подозрительные» группы, 20 % которых потом оказались в списке российских троллей.
Есть очень важный и частотный эффект повтора чужого поведения, именуемый эффектом заражения. Например, это является одной из причин стрельбы в американских школах
[405]
[406]. Ученые увидели возрастание вероятности повтора в течение 13 дней после сообщения об исходном инциденте.
Технологические факторы также переключают на новое поведение, не спрашивая нас об этом. Ю. Харари предсказывает даже возможность прихода фашизма из-за концентрации информации в одном месте, которая сегодня становится вполне возможной. Он пишет: «Фашизм и диктаторы могут прийти снова, но они вернутся в новой форме, которая больше подойдет к новым технологическим реалиям двадцать первого столетия. В давние времена земля была главной ценностью в мире. По этой причине политика была борьбой за контроль над землей. В современную эпоху машины стали более важны, чем земля. И политика стала борьбой за контроль над машинами. Диктаторство означает, что слишком много машин концентрируются в руках правительства или небольшой элиты. Сейчас информация заменила землю и машины как наиболее важная ценность. Политика стала борьбой за контроль над потоками данных. И диктаторство сейчас означает, что слишком много данных сконцентрировано в руках правительства или небольшой элиты. Самая большая опасность, которая сейчас стоит перед либеральной элитой, в том, что революция в информационных технологиях может сделать диктаторство более эффективным, чем демократии. В двадцатом столетии демократия и капитализм победили фашизм и коммунизм, потому что демократия была сильнее в обработке данных и принятии решений. Принимая во внимание технологию двадцатого века, было просто неэффективно пытаться сконцентрировать слишком много информации и слишком много власти в одном месте»
[407].
Получается, что Делез давно предупреждал об этом, когда заговорил об обществах контроля, пришедших на смену дисциплинарным обществам. В дисциплинарном обществе были пространства изоляции (школа, тюрьма, больница, производство), теперь пришло общество контроля.
Он писал: «В обществах контроля, напротив, важны уже не подпись или номер, но шифр. Шифр — это пароль, тогда как дисциплинарные общества управляются лозунгами (как с точки зрения интеграции, так и сопротивления). Цифровой язык обществ контроля основан на шифре, который допускает вас к информации или отказывает в доступе»
[408].
На место завода, по его мнению, приходит корпорация: «Маркетинг становится центром или „душой“ корпорации. Нас учат, что у корпораций есть душа, и это является самой страшной мировой новостью. Маркетинг отныне является инструментом социального контроля, именно он формирует бесстыдную расу наших хозяев. Контроль осуществляется через краткосрочные операции и молниеносные прибыли, но вместе с тем он непрерывен и безграничен. Дисциплинарные общества были, напротив, нацелены на долгосрочные проекты, действовавшие периодически. Человек отныне не человек-заключенный, но человек-должник. Справедливо, что капитализм удерживал в крайней нищете три четверти человечества, слишком бедного, чтобы стать должниками, и слишком многочисленного, чтобы находиться в заключении. Поэтому обществу контроля придется столкнуться не только с размыванием границ, но и с социальными взрывами в трущобах и гетто».
