— Помнишь, я советовала тебе искать родственников?
— Да, да!
— Я тебе не говорила, что предпринимала со своей стороны некоторые шаги?
— Первый раз слышу.
— Было-было, моя милая! Не говорила потому, что боялась сглазить. Я обратилась к одному режиссеру, чья родственница работала в Инюрколлегии.
— И каков результат?
— К сожалению, никакого! Но я тебе скажу так: Господь сам одаривает того, кого считает достойным.
Она помолчала и добавила:
— А бывает и наоборот.
— Как поживает Олег Александрович?
— Скрипит понемногу.
Я улыбнулась.
«Надо же, какой она нашла точный глагол — скрипит!»
— Последнее время Олег стал брюзгой, — продолжила Татьяна Леонидовна. — Все ему не так, все не этак! Я, конечно, его жалею, но и тебя понять могу. Олег нагоняет такой пессимизм, что впору лечь и умереть. А жить с подобными мыслями нельзя! Мне и врачи говорили: «Постарайтесь общаться только с теми, кто физически и психически здоров».
— Вы думаете, у него — проблемы?
— Нет, нет! Ты меня неправильно поняла! Слава Богу, Олег здоров, но…
«Очевидно, ей неловко говорить, что сын — мрачный, нелюдимый человек, а с возрастом эти качества только усилились».
— Вы извините, Татьяна Леонидовна, мне должны позвонить.
— Поняла, поняла, дорогая! Еще только пару слов. Олег говорил, что забыл у тебя какие-то бумаги. Не Бог весть какие важные, но…
«Вот почему она позвонила!»
— Что за проблема! Пусть заходит.
— Дело в том, что он уже заходил, но у тебя другие замки!
— Совершенно верно! У меня был ремонт, заодно поменяли и дверь.
— Когда ты бываешь дома?
— Сложно сказать. Я весь день в бегах, ведь у меня в этом году выпуск. Могу сказать точно — двадцать пятого до обеда буду дома.
— Рада была поговорить! Береги себя!
— Постараюсь. До свидания, Татьяна Леонидовна.
— До свидания, Риточка!
«Зачем я сказала про двадцать пятое? — Я положила трубку на место. — Впрочем, маловероятно, что Олег сможет прийти в первой половине дня».
Глава 3
Пять дней до выпускного вечера я безвылазно сидела в лицее. Надо было оформить актовый зал, заполнить аттестаты, обговорить с родителями порядок вручения подарков и цветов, продумать прочие атрибуты праздника. К тому же, мы с Нютой редактировали сценарий выпускного вечера, подбирали музыку, вылавливали учителей на репетиции, подписывали похвальные листы и грамоты.
В результате времени для себя практически не оставалось.
Я позвонила Ляльке и договорилась с ней, что двадцать пятого утром она сделает мне парадное личико и проконтролирует экипировку.
Лялька явилась в девять утра и, посмотрев на меня, вынесла приговор:
— Никуда не годишься!
— Что, совсем плохо?
— Бледная очень! — коротко ответила Лялька. — Но это не проблема.
Она достала внушительную косметичку и стала раскладывать баночки, тюбики, флакончики и кисточки.
— Сейчас увидишь работу мастера, — любовно разглядывая свое хозяйство, добавила она.
Лялька посадила меня лицом к окну и стала наносить на лицо крем. Я ощущала ее легкие прикосновения, слышала напряженное дыхание, ловила оценивающие взгляды. Она то подходила ко мне, то отодвигалась к окну.
«Вот почему Лялька так эффектно выглядит! Наверное, в ней — нераскрытый талант художника».
— Самое трудное сделала!
Лялька оглядела меня со всех сторон и протянула зеркало.
— Посмотри!
Я взглянула на себя и пришла в ужас. В зеркале отражалась фарфоровая маска.
— Ну как?
— По-моему, ужасно!
— Кто бы говорил! — возмутилась Лялька и отобрала зеркало. — Классная работа!
Она недовольно нахмурила брови и стала готовиться к следующему этапу. Ее губы обиженно вытянулись, а пальцы перебирали карандаши и коробочки с тенями.
— Ты когда-нибудь видела, как пишут картины?
Лялька осторожно провела по моим бровям чуть влажной кисточкой.
— Нет.
— Художники сначала грунтуют холст, а затем наносят рисунок.
Лялька взяла тонкий серо-зеленый карандаш и провела им по контуру глаз.
— Главное, не делать резких и ярких линий — они старят. Линии должны быть притушенными, слегка размытыми. Это все равно как игра теней.
Зажав в руке три тюбика с помадой, она стала подбирать подходящий цвет.
— Знаешь Мерилин Монро?
Я кивнула.
— Так вот, без макияжа она была блеклой, неинтересной женщиной. Однако стоило ей подкрасить губы, нанести на глаза голубоватые тени, и она преображалась. Кстати, к губам Монро относилась очень серьезно. Она пользовалась тремя контурными карандашами и несколькими оттенками губной помады.
Лялька мазнула по губам жидкой помадой и продолжила маленькую лекцию:
— Если в центр губ положить небольшой светлый мазок, губы станут более пухлыми.
Продолжая комментировать свои действия, она принялась за ресницы.
— Сейчас с косметикой — никаких проблем. Даже для коротких ресниц нашли выход. Достаточно нанести специальную тушь, и ресницы удлиняются в два раза. Смотри!
Лялька опять протянула зеркало и, увидев мое восхищенное лицо, скромно отошла в сторону.
— Волшебница! — воскликнула я. — Ты — просто волшебница! Никогда не думала, что могу так выглядеть!
— Жаль, фотоаппарата под рукой нет. Можно было бы сделать фотографии — до и после.
Я продолжала любоваться собой. Лицо было похоже на раннее утро, зеленые глаза в обрамлении длинных ресниц напоминали проснувшийся лес, губы — нераспустившиеся розы, легкий румянец на щеках казался полоской зари.
— Теперь займемся волосами.
Лялька достала фен и принялась за укладку.
— Только прошу тебя, — прокричала она сквозь гудение фена, — постарайся ничего не есть. Сама понимаешь, помада сотрется.
Ради того, чтобы выглядеть как сейчас, я готова была не есть, не пить и не спать.
— Конечно, я тебе дам помаду и карандаши. Если глаза и губы «поплывут», сама подкрасишь. Но только смотри, никаких слез! Поняла?
Как обойтись без слез на выпускном вечере, я не знала. Однако такое лицо ко многому обязывало, и я дала обещание — сдерживать эмоции из последних сил.
