— У вас изумительный перстенек! Я не большой ценитель драгоценностей, но, мне кажется, ваш — очень необычный.
— Этот перстень мне подарила мама, а ей — бабушка.
— Я видел похожий… — задумчиво сказал Дмитрий Павлович и, сняв пенсне, тщательно его протер.
— Вы не могли видеть! Этот перстень — фамильная драгоценность.
— Позвольте, позвольте!
Дмитрий Павлович перегнулся через стол и взял в руку мой палец. Неожиданно на его лбу появилась крупная испарина.
— Не может быть! — прошептал он.
Казалось, его пронзила острая боль.
— Вам плохо?
— Не может быть!
Я стала лихорадочно копаться в сумке.
«Что делать? Наверное, сердце! Где же валидол?»
Наконец я наткнулась на стеклянную баночку и дрожащими руками вцепилась в крышку.
— Маргарита Владимировна, как звали вашу бабушку?
Я вздрогнула, крышка отлетела в сторону и таблетки покатились по белоснежной скатерти.
— Софья Дмитриевна.
То, что я увидела, повергло меня в шок. Щеки почтенного старца вспыхнули, глаза засверкали, а бледные губы беспомощно ловили воздух.
— Что случилось? — осипнув от непонятного волнения, прошептала я.
— Пойдемте! Здесь душно!
Дмитрий Павлович вытащил из пиджака портмоне, достал деньги и положил их на стол. Затем, тяжело опираясь на трость, зашагал к выходу. Мы оделись и вышли. На пороге я обернулась и посмотрела на вывеску.
— «Ностальжи», — прочла я вслух.
— Название имеет смысл, — пробормотал Дмитрий Павлович и повернул на бульвар.
«Что произошло? Почему так неожиданно закончился наш обед? При чем тут моя бабушка?»
Вопросы прыгали в голове, а ноги тем временем старались поспеть за широким шагом моего нового знакомого.
— Немного передохнем.
Дмитрий Павлович остановился и сел на заснеженную лавочку. Я уселась рядом.
— Не может быть! — повторил он и повернулся ко мне.
Я никогда не видела таких глаз! Из сеточки морщин на меня смотрели две неяркие звезды. Они состояли из множества зеленых искр, и сквозь них прорывалась радость. Удивительно! Я посмотрела на часы.
«Уже пять вечера, а я даже не созвонилась с Нютой!»
— Вы торопитесь? — спросил Дмитрий Павлович, и радость в его глазах сменилась тревогой.
— Нет, нет, до пятницы я абсолютно свободна!
— Почему до пятницы?
— Извините, у меня множество дурацких привычек! Одну из них я продемонстрировала только что. Когда я чувствую себя комфортно, на ум мне лезут высказывания литературных героев.
— Я бы не сказал, что это дурацкая привычка. Однако я что-то не припомню такого высказывания.
Моя фраза переключила его мышление, и Дмитрий Павлович напряг память.
— Не утруждайте себя, не вспомните! Так высказался не герой солидного произведения, а маленький Пятачок.
— Здесь я действительно пас! — улыбнулся он. — К глубокому сожалению, я давно не читал сказки.
— А я имею такую страстишку.
— У вас есть дети?
— К сожалению, нет! Сказки я читаю сама себе.
— Можно мне попросить вас об одном одолжении?
— Конечно!
— Вы не могли бы меня проводить домой?
— О чем разговор? Провожу, и с большим удовольствием!
Дмитрий Павлович встал со скамейки и взялся за трость. Не дожидаясь приглашения, я взяла его под руку, и мы тихо пошли по направлению к Лялиному переулку. Праздничная иллюминация освещала улицы, и казалось, мы движемся к новогоднему чуду.
«Наверное, все сейчас чего-то ждут. Чуда, подарка, друзей, неожиданных событий. Ничего удивительного! Наступает особая ночь — ночь, когда взрослые возвращаются в детство».
Передо мной пронеслись отрывки последних телевизионных передач. В них, как из новогоднего мешка, сыпались советы: во что одеться, что поставить на стол, что подарить. Я вспомнила, как внимательно их смотрел Олег.
«Он тоже ждал Нового года, а сейчас… Сейчас сидит, надувшись как сыч, и злится. Злится на меня, на мать, на наступающий праздник. Никто его не поздравил, никто не позвал к праздничному столу».
На мгновение мое сердце всполохнулось.
«Сам виноват!»
— Я живу в Яковоапостольском переулке, — сказал Дмитрий Павлович.
— Значит, вы — мой сосед.
Мы повернули в Яковоапостольский переулок и подошли к храму. Дмитрий Павлович широко перекрестился.
— Будем надеяться, Россия не пропадет! — тихо сказал он. — Бог даст, и в Казенной слободе зазвонят колокола.
Мы вошли в подъезд и поднялись на второй этаж.
— Вот я и дома!
Дмитрий Павлович открыл дверь и пропустил меня вперед.
— Проходите!
Он включил свет, и квартира озарилась множеством маленьких лампочек в потолке, на стенах, шкафах. Было впечатление, что я попала в уютную шкатулку, где живет много-много светлячков.
— Прошу вас!
Дмитрий Павлович взял меня за руку и провел в большую комнату.
— Мой кабинет, — сказал он и подошел к письменному столу, расположенному посреди комнаты.
Я села в кресло коричневой кожи и посмотрела на книжные шкафы. Книги, книги, книги! Стены и потолок кабинета были обшиты деревянными панелями и так же, как и холл, создавали иллюзию уютной шкатулки.
— Я — сторонник классического стиля, — заметил Дмитрий Павлович.
Из письменного стола он достал небольшой сейф, набрал код и вынул небольшую коробочку.
— Посмотрите! — сказал он.
Я подошла к столу и увидела перстень. Его камень блеснул в свете настольной лампы, и я вздрогнула. Это был точно такой же перстень, как и мой!
— Не может быть! — на сей раз воскликнула я.
— Я тоже так думал, — улыбнулся Дмитрий Павлович и взял лупу. Приблизив ее к перстню, он прочитал: «Наталье в день Нового 1916 года».
Я сняла свой перстенек и поднесла к лупе. То, что было написано на нем, я знала наизусть: «Софии в день Нового 1916 года».
— Вот так, девочка моя! — сказал Дмитрий Павлович. — Оказывается, чудеса бывают! Через восемьдесят восемь лет встретились если не сестры, то их ближайшие родственники.
Некоторое время мы молча рассматривали друг друга. В моих висках, не останавливаясь, стучали мамины слова:
«Есть только два таких перстня: один принадлежал моей матери, другой — ее сестре Наталье».
