Следующим я хочу дать пример «бюрократического» способа спора, т. е. спора, когда оппонент вместо своих мыслей и знаний приводит мысли авторитетов, впрочем, не стесняясь по примеру Анфилова и мошенничать. Ниже я дам несколько отрывков из статей генерал-полковника М.А. Гареева, которые посвящены дезавуированию моей критики его работ.
Разнузданный грубиян
«…B последние годы к ниспровергателям Г.К. Жукова присоединился Ю.И. Мухин, который весьма уверенно поучает всех в области военной стратегии, но, в отличие от А.Н. Мерцалова, хвалит И.В. Сталина, — и оба вместе они поносят Г.К. Жукова. В упоминавшейся уже публикации, разбирая нашу статью «Семь уроков Великой Отечественной», он в разнузданной, оскорбительной форме обвиняет ее авторов во всех грехах. Между прочим, для того, чтобы употреблять резкие и оскорбительные выражения, ни особых знаний, ни каких-либо достоинств, ни смелости сегодня не требуется. Люди, злоупотребляющие этим, унижают только себя. Мы не можем себе такого позволить. К чему же конкретно сводятся критические замечания Ю.И. Мухина, если отбросить обвинения общего порядка, о которых уже было вкратце сказано выше?
Прежде всего Ю.И. Мухин усмотрел «мошенничество» в «искажении» содержания директивы Генштаба от 21 июня 1941 года. В нашей статье директива излагается не в полном объеме. Мы привели лишь указание И.В. Сталина, данное им после прочтения ее первого варианта. А Ю.И. Мухин дает окончательный вариант документа, который Г.К. Жуков и Н.Ф. Ватутин отработали на основе указаний И.В. Сталина.
Дальше уже идут ни на чем не основанные догадки и домыслы Ю.И. Мухина. Так, он полагает, что приказ о приведении войск (сил) в боевую готовность был отдан раньше, и, в частности, утверждает, будто бы распоряжение на вскрытие секретных пакетов отдано 18 июня. Откуда это взято, автор не сообщает. Если им выявлен какой-то до сих пор неизвестный исследователям документ, так нужно назвать его! Мы еще раз проверили по документам Генерального штаба утверждение Ю.И. Мухина и убедились, что такого распоряжения не было. Не упоминается об этом и в воспоминаниях Г.К. Жукова, А.М. Василевского, других военачальников.
Только для сил Военно-морского флота 19 июня 1941 года был передан сигнал «Готовность № 2», означавший сбор личного состава на кораблях, в штабах и усиленное боевое дежурство. В этот же день было отдано распоряжение о маскировке аэродромов, выделении управлений фронтов и занятии ими полевых пунктов управления.
Ю.И. Мухин описывает, как, по его мнению, все должно было происходить накануне войны. А как было в действительности? Этот вопрос требует пояснения, поскольку в последние годы его просто запутали. Как могло быть отдано распоряжение 18 июня 1941 года, если И.В. Сталин еще и 21-го считал преждевременным давать директиву о приведении приграничных военных округов в боевую готовность? А ведь до начала войны оставалось не более 5 часов! Ю.И. Мухин пишет: «Как глава страны-неагрессора может узнать, что его страна вступила в войну, если ее границы еще не нарушены, а нота о начале войны еще не поступила?» А как быть командиру дивизии или полка, когда противник бомбит и обстреливает, как узнать — война это или провокация?
Ноты об объявлении войны могут и не поступать, но непременным условием стратегического руководства является правильная оценка военно-политической обстановки и предвидение перспектив ее развития, своевременное ориентирование об этом в пределах необходимого подчиненных командиров и штабов. На самом деле в 1941 году военно-политическое руководство лишь в 23 ч. 30 мин. 21 июня приняло решение, направленное на частичное приведение пяти приграничных военных округов в боевую готовность. Директива, по существу, не давала разрешения на ввод в действие плана прикрытия в полном объеме, так как в ней предписывалось «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». В пункте «а» директивы от 21 июня 1941 года сказано: «В течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе». А что делать полевым и всем другим войскам: производить ли оперативное развертывание? — не ясно.
Если бы, как было запланировано, в округа направили заранее установленный сигнал: «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 г.», на оповещение войск ушло бы 25–30 мин. Но поскольку была направлена директива, которая ограничивала приведение в действие оперативных планов (а следовательно, во всех инстанциях ее нужно было расшифровывать и снова зашифровывать для подчиненных), то на оповещение и постановку задач ушло до 3–5 ч., а многие соединения никаких распоряжений вообще не получили, и сигналом боевой тревоги для них явились разрывы вражеских бомб и снарядов.
Командующие и штабы фронтов, поняв, что ограничения на ввод в действие оперативных планов сковывают действия войск, начали по своей инициативе отдавать распоряжения о вскрытии оперативных пакетов. К.К. Рокоссовский пишет, например, что такое распоряжение (от штаба 5-й армии Юго-Западного фронта) он получил около 4 ч. утра. А военный совет Западного фронта только в 5 ч. 25 мин. направил армиям директиву: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю: поднять войска и действовать по-боевому».
Более организованно и четко проходило доведение сигналов в Военно-морском флоте. Нарком Н.Г. Кузнецов в 23 ч. 50 мин. 21 июня 1941 года отдал распоряжение: «Немедленно перейти на оперативную готовность № 1». В 1 ч. 12 мин. 22 июня 1941 года он довел (конечно, не тайно и не вопреки И.В. Сталину, а по его указанию) до флотов директиву: «Перейдя на оперативную готовность № 1, тщательно маскировать повышение боевой готовности и не поддаваться ни на какие провокационные действия». А распоряжение по оперативному развертыванию сил флотов было отдано на следующий день, уже с началом войны. Но флоты, в отличие от фронтов, никто, кроме авиации противника, не атаковал.
Дело еще в том, что приведение войск в полную боевую готовность означает их отмобилизование и развертывание до штатов военного времени. Поскольку государственное решение на мобилизацию было принято лишь 23 июня, ни армия, ни флот к началу войны не были приведены в действительную «полную боевую готовность».
Если бы 18 или 19 июня было отдано распоряжение о приведении войск в полную боевую готовность, войска оказались бы в более боеспособном состоянии, и уж во всяком случае даже «изменник» генерал Д.Г. Павлов (так его называет Ю.И. Мухин) не оставил бы полевую и зенитную артиллерию на полигонах, а держал бы ее в боевых порядках дивизий.
Ю.И. Мухин видит противоречие в том, что, с одной стороны, мы утверждаем, что в Генеральном штабе и штабах округов были разработаны «планы обороны госграницы», а с другой — что войска не были приведены в боевую готовность. Но оперативные планы на время войны приводятся в действие отдельными распоряжениями, а они не были отданы.
Расплывчатая, неопределенная директива от 21 июня 1941 года запутала командиров и штабы. Что значит «быть в полной боевой готовности», но занять только огневые точки УРов, рассредоточить авиацию и «никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить»? Здесь до полной боевой готовности далеко.
