Я даже мотнула головой, пытаясь изгнать оттуда такую странную мысль. Полуобернулась к фонтану, ища поддержки у каменного дракона.
Считалось, что статую установили в незапамятные времена, когда Эйл не только не был столицей, но даже не принадлежал империи. По преданию, именно в этих землях была знаменитая долина драконов. Но то по преданию.
А вот судя по фактам, тысячелетие назад наша армия отвоевала земли у вампиров. И статуя дракона здесь уже стояла. Хотя без фонтана. Ее пытались снести, убрать, передвинуть. Но потом подсчитали затраты и решили, что окружить ее фонтаном будет дешевле.
Зато спустя столетия это место стало самым популярным у влюбленных. Тут назначались свидания, признавались в любви, клялись в верности…
— Интересно, эта статуя в настоящую величину? — чтобы хоть чем-то заполнить повисшую неловкую паузу, произнесла я.
— Не думаю. Взрослые драконы больше.
— Откуда знаешь? — удивилась я.
— Три года изучал усиленный курс драконологии. — Вир встал и теперь нависал надо мной в полный рост.
— А в нашем университете даже предмета такого нет, — произнесла я, опустив пальцы в воду, которая оказалась не то что прохладной, ледяной. Я быстро отдернула руку.
— Знаю. Но мне, как алхимику, это не столь важно.
— Значит, коллеги, — улыбнулась я. — Я в этом году оканчиваю университет.
— Какое совпадение. Я тоже. Так что вполне возможно, что мы окажемся в одной группе… — На меня посмотрели с хитринкой.
— А зачем ты вообще решился на учебу по обмену? Да еще и на пятом курсе, когда маячит защита диплома? — с любопытством спросила я.
Оказалось, что альв мечтал о международном дипломе и возможности практиковать не только в землях перворожденных. Но, увы, для выпускников его родной академии то была непозволительная роскошь.
— А ты, я смотрю, амбициозен.
— Амбиции могут сдвинуть такие горы, о каких ум и талант не смеют даже и мечтать, — подначил меня альв.
— А еще скромен…
— Я рад, что ты оценила, — усмехнулся Вир, снял с себя куртку и накинул мне на плечи.
— Я не замерзла, — попыталась я возразить.
— Но у тебя сзади порвано платье, — в тон мне ответил альв.
Крыть было нечем.
Мы неспешно двинулись в сторону дома. На полпути Вир заметил вывеску лавки амулетов и попросил меня подождать пару минут. Поставив корзину на тротуар, он направился туда. Вернулся, демонстрируя пластину переговорника. Не хрустальную, но и не железную. Латунный амулет по звучанию оказался чуть мелодичнее амулета Генри. То бишь не сипел и не хрипел, как напрочь проржавевшие петли, а просто иногда скрежетал. Зато пронзительно, будто вилкой по стеклу. Даже не знаю, что хуже…
Вир, надо признать, быстро приспособился говорить короткими фразами, чтобы амулет не успевал разойтись до скрежета.
Так мы и дошли до дома. И только у самой двери я поняла: устроив поход на рынок, чтобы купить «чего-нибудь к чаю», я забыла про самое главное — собственно заварку!
Глянула на Вира, тащившего полную корзину и… промолчала.
Мы вошли в дом, прошагали на кухню. Оставив Вира выгружать продукты, я поднялась в свою комнату, переоделась в домашнее платье и вернулась обратно. И пока готовила, а альв внимательно наблюдал за процессом, я и рассказала ему об Алекс. И о том, что вечером его «заберут».
Гость ни разу не возразил. То ли я была убедительна, то ли выражать недовольство ему мешало воспитание. Ведь всякий воспитанный человек знает, что перечить женщине с разделочным ножом в руках — моветон.
Спустя час был готов то ли очень поздний завтрак, то ли ранний обед. А запах свежего супа подействовал лучше заклинания призыва. Едва я повернула затвор, гася пламя огненного элементаля под конфоркой, как домашние испарились из своих комнат, дружно конденсировались на кухне и осели на табуретах. Не было только дяди Морриса. Но по причине весьма уважительной. Поэты именуют ее душевными терзаниями, простые люди — похмельем. И место великого скульптора занял его величество Бенедикт Первый Непобедимый и Неподражаемый, наглый, пушистый, рыжий.
Даже привидение выплыло из стены. Я посчитала, что момент более чем удачный, и представила Вира семейству. Едва я озвучила причину пребывания альва и сроки, как наглая рыжая морда погрустнела. Иногда мне казалось, что наш кот гораздо более разумен, чем мы о нем думаем. Вот, например, сейчас. Я могла поспорить на свой любимый тигель, что хвостатый опечалился оттого, что гадить в новые альвовы сапоги будет возможность только до вечера. А судя по всему, на обувь Вира у него были грандиозные планы…
Впрочем, сам альв об угрозе своим сапогам пока не подозревал, а принюхивался к капустнику. Я как-то запоздало вспомнила услышанное на уроке этикета: остроухие первые блюда не особо жалуют, особенно такие наваристые и кислые. Разве что супы-пюре, да и в те добавляют сахар.
Вир недоуменно посмотрел на меня.
— У людей это называется «попить чаю»? — припомнил он мне поход за «что-нибудь купить».
— Капустник — это прелюдия к чайной церемонии, — нашлась я.
Близнецы закашлялись, Тай же и бровью не повела, продолжая уписывать суп. Матеуш фыркнул, но чопорно зачерпнул из тарелки и попробовал. Причем проделал это с аристократическим изяществом.
Кот возмущенно мяукнул. Но уже не на мое заявление, а потому что ему ничего не досталось. Пришлось отрезать от купленной колбасы кусочек и положить на тарелку вымогателю. Рыжий довольно заурчал от подачки.
— Кстати, завтра очередь Тай готовить, — напомнил Матеуш.
Все вздрогнули.
— Давай лучше я за нее, — героически предложил Чейз.
Ну да, кузина год назад поймала в зазеркалье дар некроманта. Но по единому мнению всех домочадцев, она могла бы стать и неплохим алхимиком, поскольку яды варила отменно. И не важно, что изначально это был рецепт свекольника, шарлотки или салата. Итог был один — редкостная отрава, которую не решались дегустировать даже крысы, когда я выносила на помойку очередной кулинарный шедевр.
Несмотря на свой поварской «талант», Тай упорно требовала, чтобы за ней сохранялась очередь дежурства на кухне. Вот и сейчас она возразила братцу, что сварит все сама.
Я прикинула: хватит ли мне денег пообедать, а заодно и поужинать в университетской столовой.
Поев, Вир улыбнулся и спросил, не мог бы он вздремнуть с дороги. Мы с кузенами переглянулись: лишних кроватей (а тем паче комнат) в доме не было, разве что… спальня эйры Норингем.
Старушка раз в год приезжала с севера проведать своего непутевого старшенького сыночка Морри. И не имеет значения, что сыночек разменял уже четвертый десяток, стал известным скульптором и сам обзавелся детьми. Для нее он всегда был мальчиком. Навещая сыночка, эйра Норингем заодно отдыхала под южным солнцем. Потом она отбывала и вовсе к жаркому лазурному побережью.
