Зато под столом гордо стояли несколько пустых бутылок дядиного вдохновения. Я с запозданием вспомнила, что вчера у нас были гости. То ли декораторы, то ли художники… А какой художник без пол-лит… хм… палитры. Ну вот, судя по всему, гости и раскрасили свою жизнь как могли. А заодно сожрали все. Даже горчицу и чеснок. И заварку. Заварки было особенно жалко.
Оторвав взгляд от созерцания проволоки, я развернулась к альву и проникновенно спросила:
— Вир, а как насчет того, чтобы перед чаем познакомиться с нашими человеческими традициями?
— Я был бы рад, — белозубо улыбнулся альв, не ожидая подвоха.
— Первая наша традиция — поход на рынок! — И с этими словами я торжественно вручила ему корзину. Думаю, последнего форинта в моем кошельке как раз должно хватить на продукты.
Вир улыбнулся уже как-то неуверенно. Когда мы вернулись в гостиную, альв спросил, откуда в нашем доме скульптура самого Морриса Росса.
— Мне она тоже не нравится, — прищурилась я, а потом спросила с надеждой: — А можно тебя попросить ее разбить. А?
— Зачем? — не понял альв.
— Просто я и остальные домочадцы дали дяде клятву, что и пальцем ее не тронем. Даже привидение дало. И друзья кузенов. И мои подруги, — добавила я, вспомнив, как Алекс пару лет назад, когда единорог и дева появились в нашем доме, попыталась мне «помочь» и была застукана творцом. — Признаться, мы все ее терпеть не можем. Но и нарушить клятвы — тоже. А вот если какой-нибудь гость… ну чисто случайно… столкнет ее с постамента… — тонко намекнула я.
Увы. Мне попался очень недогадливый альв. Вот совсем.
— Зачем? — изумленно спросил он. — Ведь статуя наверняка стоит немалых денег.
— Шесть медяшек, — отчеканила я и, поймав изумленный взгляд серых глаз, пояснила: — Ровно во столько обошелся мешок гипса, который дядя и угрохал на скульптуру. А ведь мы им хотели дыру в стене замазать.
— Дядей? — по-вороньи склонив голову, уточнил альв.
— Гипсом, — фыркнула я, ища среди обуви замену туфлям, которые сегодня остались без каблуков.
Глянула на шеренгу обуви и поняла: никудышная я эйра. Ведь приличные девушки обычно озабочены вопросом «что надеть», а я же — «что спереть». На моих сапогах подметки тоже просили каши, а шлепать в розовых домашних тапочках по улице я была еще морально не готова. Потому после недолгой переклички с Тай, с которой у нас почти один размер, я взяла модные черные босоножки кузины.
Спустя полчаса весьма пожалела о розовых тапочках: обувь Тай оказалась все же великовата и нещадно натирала. Но я мужественно ковыляла к рынку. Альв шел за мной и, могла поспорить на свою любимую реторту, усмехался.
На полпути Вир обогнал меня и, поправив очки, совершенно вульгарно, не по-альвовски, ткнул пальцем в здание мэрии:
— А что означает этот герб?
Я глянула на городскую «гордость позора» и просветила гостя столицы, что означает та неведомая дребедень с отгрызанной головой в зубах.
Пять веков назад, когда у власти был дом Нотринов, границы резко расширились. И, дабы укрепить рубежи, было принято решение перенести столицу южнее. Ею и стал наш город. Вот тогда-то с гербом города и случилась неприятность. Изначально на нем изображался барс, державший в зубах хорька. На местном диалекте «барс» звучал как «бабр». В то время на должность главного геральдика империи пришел граф Эргольцер, к слову, цверг, который решил провести реформу и наследи… хм… оставить свой след в истории: исправить накопившиеся геральдические казусы.
Первой же ошибкой стало описание нашего герба. Граф, не ведавший диалекта, посчитал слово «бабр» ошибкой писаря и ничтоже сумняшеся исправил в свитке на «бобр». И вышло: «бегущего черного бобра, держащего в зубах хоря». В таком виде указ и утвердили. А художники, видимо, близкие моему дяде по духу, даже не удивились хищному бобру. В итоге барсу был пририсован хвост бобра и лапы с перепонками. А хорь сменился харей, точнее — оттяпанной головой. Со временем горожане свыклись с гербом и уже никого (кроме приезжего альва) не смущал вид укуренного барсобобра-людоеда.
— Ты шутишь? — не поверил Вир. Он даже обогнал меня и развернулся спиной вперед, чтобы смотреть мне прямо в лицо.
— Исторически достоверный факт. Зуб даю.
— Свой? — тут же уточнил этот зануда.
— Слушай, ты дотошный прямо как дознаватель, — прищурилась я, делая по инерции шаг вперед.
Альву же именно в этот момент приспичило затормозить. Отчего я врезалась в мужскую грудь, оказавшуюся на удивление твердой.
Назад мы оба отступили одновременно.
— Ты чего? — Я удивленно вскинула голову.
— Извини, засмотрелся на герб, — хитро улыбнулся Вир и кивнул на здание мэрии, оставшееся позади.
Я оглянулась. А когда повернула голову обратно, остроухий уже успел очутиться рядом, едва ли не под локоток меня держал.
— Пойдем? — спросил он.
— Пойдем, — согласилась я, печенкой чуя, что сейчас меня виртуозно провели. Вот только в чем? Ошибиться я не могла: слишком часто сама проворачивала подобное.
До рынка добрались бы гораздо быстрее, если бы не демонские босоножки Тай. Но когда мы оказались в торговых рядах, о боли в ногах я забыла. Не иначе сработал безусловный женский рефлекс: когда речь заходит о покупках, то о такой мелочи, как стертые пятки, не вспоминаешь.
Рыночная площадь столичного Эйла была местом примечательным. О ней ходило много легенд. Едва ли не больше, чем обо всех иных достопримечательностях города, вместе взятых. А уж купить тут можно было абсолютно все. От пучка петрушки до контрабандного звездного порошка. Подозреваю, что если хорошо поискать, здесь можно было даже коготь дракона достать. Главное — знать места и тарийский язык.
Но сегодня все было намного проще: купить продуктов. Вот только отчего-то между торговых рядов было столь мало покупателей, что даже рождалось подспудное чувство вины. Торговцы так старательно нахваливали свой товар, так призывно взирали на нас… В общем, делали все, чтобы мне хотелось купить именно у них и побольше, побольше.
Я взяла капусты (давно хотела сварить суп-капустник), зелени (полезно и опять же недорого), помидоров (они сейчас, на исходе лета, самые вкусные), репы (сама не знаю зачем, под руку попалась), яблок (компот из них — моя слабость), грибочков (зажарю — м-м-м). Потом нос учуял запах свежего хлеба. Еще вспомнила, что дома нет даже соли. Добавила в корзину и ее. Не смогла удержаться от кусочка сыра и кругляша колбаски. Фунт парной телятины, услужливо завернутый торговцем в пергамент, и вовсе оказался среди покупок словно сам по себе.
Вир мужественно тащил за мной доверху наполненную корзину и молчал. Последнее особо ценно. С Генри или Чейзом уже через десять минут уши в трубочку начинали сворачиваться. «Давай быстрее», «ну, пошли уже», «чего ты так копаешься…» — близнецы брюзжали, как старики. Причем одинаково. Несмотря на то что я с ними за продуктами ходила по очереди.
