Теплой волной прошло по груди сложное чувство, смешанное из угасающей обиды, покоя, неясной вины, и потянуло в уютную темноту колдовской дремы. «Опять усыпил, гад…» – мелькнуло на задворках сознания, и Тан медленно провалился в сон.
«Ругался бы я на твоем месте», – укоризненно хмыкнул маг и вновь уставился в сонную темноту двора.
Зрение постепенно привыкло к полутьме двора, освещаемого мириадами звезд, и Зак мог видеть отмахивающихся хвостами от комаров лошадей, жующих овес у коновязи, сторожа, приткнувшегося на кучке соломы неподалеку от ворот, сонного путника, бредущего по нужде за конюшню.
Безмятежная темнота теплой южной ночи нагоняла сон, и Зак, чтобы не заснуть, наложил на подложенное под спину одеяло заклинание превращения. Срабатывать оно должно было, когда его касалась поникшая от сна голова мага. Заклинание в эту же секунду превращало мягкий тюк в колючего ежика.
И все же сон неумолимо затягивал мага в свои тенета. Уколовшись пару раз о вставшие торчком незримые магические иглы, Зак решился на крайнее средство. Покопавшись в суме, достал крошечный фиал и капнул на ладонь пару душистых капель. Слизнул тонизирующее снадобье и тяжко вздохнул: к полудню неестественная бодрость спадет и наступит очень неприятная расплата.
Снадобье подействовало почти сразу, спать расхотелось совершенно, в жилах забурлила неукротимая энергия. Захотелось немедленно вскочить и заняться чем-нибудь полезным. Например, наколоть чайханщику дров для утреннего взвара или почистить конюшню. Зак развеселился, представив изумление хозяина при виде добровольного помощника, махающего среди ночи колуном или лопатой. Зажав рот, чтобы не расхохотаться на весь двор, непроизвольно опустился на одеяло и едва не взвыл от боли, уколовшись о недремлющего ежа. Приступ веселья закончился, и Зак приготовился было снять с одеяла заклинание, но в этот момент прямо над головой раздался шорох.
Маг настороженно застыл, прислушиваясь. Почти над головой слышались чьи-то осторожные шаги. То замирая, то вновь пускаясь в путь, по крыше потихоньку продвигался кто-то пока невидимый. Добрался до угла, шаркнул подошвами по краю навеса. Повернув голову, Зак увидел болтающиеся в воздухе ноги. Не нащупав опоры, они судорожно качнулись и рухнули наземь, вместе со своим хозяином, разумеется.
Впрочем, приземлился ночной путешественник довольно ловко и почти бесшумно. Затем шагнул ближе, вглядываясь под навес.
Зак прижался щекой к одеялу, закрыл глаза и ровно засопел. Острые иглы обрадованно вонзились в щеку. Стиснув зубы, чтобы не застонать, маг продолжал изображать из себя спящего.
Незнакомец успокоенно отвернулся и тихо чмокнул губами. Зак, пользуясь моментом, отменил заклинание и почти блаженно ощутил под щекой засаленный сатин чужого одеяла.
Кто-то легкий ловко спрыгнул с крыши прямо в руки лазутчика. Несколько мгновений они стояли неподвижно, потом осторожно двинулись вдоль навеса и вскоре, найдя свободное местечко, нырнули на настил.
Зак улегся поудобнее и, шепнув заклинание, поднес руку к щеке, чувствуя, как послушно начинает исчезать саднящая боль. Другой рукой он крепко держал выданный Гистоном амулет, мгновенно нагревшийся, едва спрыгнул с крыши второй лазутчик.
Торжествующая ухмылка, гуляющая в этот миг на губах мага, свидетельствовала о его чрезвычайном довольстве собой. Снова все вышло так, как задумал. Птичка сама влетела в клетку, и он не видел серьезных препятствий, чтобы эту клетку захлопнуть.
Вот только жаль, что напрасно Каруна торговалась с Хабером, нельзя отдавать эту акробатку престарелому Зейдису. Она опять обведет его охрану вокруг пальца. Не справиться распустившимся без твердой руки южанам с ловкой интриганкой, способной за пару подзвонков свести мужика с ума.
Глава 21
– Танио! Пора вставать. Тан! Эй, Тан, если ты не встанешь, я уеду один, и тогда Рика еще не скоро тебя увидит!
Имя жены подействовало на принца как заклинание. Приподнявшись на локтях, он потряс головой, сбрасывая остатки сладкого утреннего сна, и открыл глаз.
– А, Зак… Так рано вставать… А… а… а… – зевая, бормотал он.
– Уже не рано! Караван выходит через четверть звона. Я не будил тебя до последнего. Быстро иди умойся вон там, у коновязи, потом перекусим и в путь.
– А эта… – вспомнил было Танио про танцовщицу.
– Шшш! – оглянувшись, нервно шикнул маг. – Все потом.
Умывание и горячий взвар приободрили принца. И немного примирили с необходимостью куда-то ехать на лошади в такую рань. Поеживаясь от утренней прохлады, Тан вяло пихал в сумку остатки еды и удивлялся свежести и бодрости спутника. Будто не он караулил всю ночь спавшего принца.
– Эй, Зак! А тебе что, совсем спать неохота? – не выдержал Танио, глядя, как маг одним махом взлетает на лошадь.
«Я сироп бурлейника лизал», – стукнула в голову чужая мысль.
– О! Это же… Много? – охнул Танио, прикидывая, когда маг свалится в тяжелом болезненном сне.
– Две.
Значит, после обеда.
– А как же…
– Я договорился с одним возницей, его сын поедет на моей лошади, а я посплю в телеге, – пояснил маг.
– Ясно, – кивнул принц, чувствуя легкую неловкость.
Опять Зак старается все сделать сам!
«Вот она», – мысленно оповестил Зак и указал глазами на худенького парнишку в мешковатой одежде.
– Что?! – в изумлении разинул рот принц.
Не может быть. Вот этот подросток с обыкновенными чертами лица и коротко стриженными темными волосами и есть та обжигающе-чувственная танцовщица?! А где ж тогда она прячет то, что так дерзко поднимало плетеные колпачки откровенного лифа? Где белокурые локоны? И где, наконец, пухлые губки, так зазывно улыбавшиеся из-под легкого золота бахромы? Может, Зак ошибся, приняв под наркотическим воздействием бурлейника мальчишку за девицу? Ничем иным такую ошибку объяснить Тан не мог.
– Это она! – заверил Зак. – Все сторожки на ней. Просто ты не встречал еще таких лицедеек.
Ну уж лицедеев и лицедеек Танио повидал немало. Ни один мало-мальский праздник не обходился без того, чтобы их не позвали во дворец. И если многочисленные королевские родичи и именитые гости сторонились комедиантов, не считая достойным даже разговаривать с теми, кто выбрал своим ремеслом недостойную человека профессию, а кривляние за деньги, то ученику лекаря приходилось довольно тесно с ними общаться. Ведь не мэтра же отправлять лечить многочисленные ушибы, синяки да ссадины обожающих выпить и побуянить комедиантов.
Вот тогда и изучил ученик лекаря досконально безалаберный быт лицедеев. И хотя в то время ему нравилась веселая доступность актерок, но их разгульный образ жизни и повальную безнравственность ученик принять не мог. И твердо решил ни при каких обстоятельствах не впускать лицедеек в свою жизнь дальше постели. Чтобы ненароком не поддаться соблазну разгульной жизни и не очутиться навсегда в их обществе. Это было бы крушением всех его грез.
