– Секс как повод для знакомства? Ну окей, мадам. Позвольте представиться. Капитан Николай Раковский. Отряд быстрого реагирования Центра спецназначения. Тот самый СОБР, о котором вы наверняка слышали.
– Я знала! – Лана возвела глаза к потолку. – Спасибо, Господи! – Села по-турецки, щелкнула меня по носу. – У меня глаз – алмаз. Никогда не ошибаюсь в людях.
– Чего ты так обрадовалась-то? – удивился я.
– А шрамы откуда? – спросила она, будто не расслышав.
– От верблюда. На войне был.
Лана торжественно продекламировала из какого-то стихотворения:
– Славою увитый, шрамами покрытый, только не убитый. Именно такой мне и нужен.
Она легко, не коснувшись руками пола, поднялась.
– Где у тебя свет включается? Хочу посмотреть на твою берлогу.
Щелкнула выключателем, и стало светло.
– Ты хоть шторы задвинь, – сказал я, любуясь ее стройной фигурой. – Или накинь что-нибудь.
– А? – рассеянно переспросила Лана, скользя взглядом по книжным полкам.
Обычно голая женщина, когда на нее смотрит новый любовник, либо стесняется, либо старается продемонстрировать свое тело в наиболее выигрышных ракурсах. Но Лана держалась так, будто была полностью одета и просто зашла в гости. Я не мог понять, почему она разглядывает мое убогое жилище с таким сосредоточенным вниманием.
– Так зачем я тебе нужен?
Она снова будто не расслышала.
– Кто это? – спросила, беря со стола фотокарточку в рамке. – Хорошенький пацанчик. Сын?
– Неважно. – Я поднялся, начал одеваться. – Не хочу про это.
В последние дни я старался о Лёшке вообще не думать. Иначе мне захотелось бы увидеть его напоследок. Вика права, ни к чему это.
– Ну и не говори. Я сама тебе расскажу…
Лану совершенно не смутило, что теперь я был одет, а она по-прежнему оставалась нагишом. Взгляд у нее был такой острый, что мне показалось, будто это я стою перед ней голый.
– История такая… – Она сложила руки на груди, подперла щеку. – У тебя была жена. Оказалась стервой. Вы развелись. Она забрала ребенка и не дает с ним видеться.
Я оторопел.
– Откуда ты знаешь?
– Элементарно, Ватсон. На фотке ребенок, а вторая половина отрезана. Пацанчик здесь никогда не бывает – ни игрушек, ни детских книжек. Ты сообщил своей бывшей, что загибаешься, а она тебе даже не разрешила попрощаться с сыном. Наверное, сказала, что не хочет травмировать детскую психику. Так?
– Ну ты даешь…
– На самом деле эта твоя… как ее?
– Вика.
– …Эта твоя Вика тебя бортанула не из-за детской психики, а потому что с тебя уже взять нечего. Квартира съемная, прежнюю ты жене оставил, а больше у тебя ни шиша нет. На кой с таким папкой прощаться?
Я поднял с пола колготки и кожаные брюки, швырнул ей. Меня трясло от злости.
– Одевайся! И вали отсюда, Шерлок Холмс с сиськами.
– Я не Шерлок Холмс. – Лана сладко улыбнулась, балансируя на одной ноге. – Я твой ангел.
– Ко мне теперь только один ангел может прилететь, – пробурчал я. – Смерти.
Она застегнула молнию на лайковой куртке, встряхнула волосами.
– Я и есть ангел смерти. Именно так зовут меня клиенты. Я очень добрый ангел. И очень щедрый.
Теперь головой затряс уже я. С сулажином иногда не разберешь, наяву что-то происходит или мерещится.
– Что ты сказала?
– Сядем к столу? Разговор будет серьезный. – Мы сели напротив друг друга. Свет люстры отражался в Ланиных глазах, и я, как завороженный, всё смотрел на эти огоньки. – У тебя будет, что оставить сыну. Я заплачу тебе миллион. Долларов.
– Миллион долларов? За что?
Я вонзил ногти в ладонь, чтобы проверить, не галлюцинация ли это. И не понял, потому что не ощутил боли. Под сулажином можно руку хоть в огонь совать – кроме легкого щекотания ничего не почувствуешь.
– За смерть. Не твою, конечно.
– В каком смысле? – спросил я, подумав.
– Уф. – Лана вздохнула. – Не думала, что ты такой тормозной. Нужно убить одного человека. Ясно? Ты ведь умеешь убивать. Тебя учили. На войне доводилось?
Миллион долларов, ни хрена себе, подумал я. Еще подумал: это происходит наяву. И только потом представил, как позвоню Вике и скажу ей. Вот когда она вокруг меня запрыгает, хвостом завиляет. Но разве в ней дело? Я обеспечу Лёшке нормальное будущее. Вырастет – скажет: «Я плохо помню отца, но он любил меня, он обо мне позаботился».
Кажется, Лана поняла мое молчание неправильно.
– Не сомневайся, это жуткая сволочь. Такого грохнуть – человечеству одолжение сделать. У меня это дело принципа. На приличных людей или даже на тех, которые туда-сюда, я заказов не беру.
– Ты вообще кто? – спросил я, глядя на эту молодую женщину словно впервые.
Как это я сразу не заметил, что глаза у нее, будто у ящерицы: немигающие, со стеклянным блеском.
– Диспетчер. Беру заказы, нахожу исполнителей. Работа как работа. Мне нравится.
– Ясно. Расскажи про твою «жуткую сволочь».
– Значит, берешься?
Я промолчал, ждал ответа.
– Это большой человек в криминальном мире. Прозвище – Фиксер.
– Вряд ли такой уж большой. Иначе я бы про него слышал.
– Именно потому что он мегабольшой, ты про него и не слышал. В поле зрения полиции такие деятели не попадают. Фиксер не нарушает законов. Он – решальщик, посредник. Сводит друг с другом нужных людей, помогает решать трудные проблемы. Иногда выступает гарантом на сделках и стрелках.
Лана закурила. Я смотрел на ее уверенные движения, слушал деловитый голос и не мог поверить, что еще несколько минут назад мы с ней кувыркались на полу.
– Если он такой безобидный, кому понадобилось его убирать?
– Это не наше с тобой дело. Наверное, Фиксер пытается разрулить какую-нибудь проблему, а клиент очень не хочет, чтобы Фиксер ее разрулил. До такой степени не хочет, что готов выложить серьезные бабки. Из которых исполнителю положен миллион. Сколько достанется мне – не спрашивай, не скажу.
– Это понятно. Но миллион – что-то много для исполнителя. Я киллерские расценки примерно представляю. И вообще – почему ты не обратилась к какому-нибудь профи? Если ты диспетчер, должна их всех знать.
Она кивнула – ожидала вопрос.
– Никто из профессионалов не возьмется. Тут есть одна засада.
– Какая?
