— Он говорил мне.
— И потом, я почти не носила этого ожерелья. В конце концов, это музейная редкость, в мире, очевидно, таких не много, очень редкая разновидность нефрита. Однако грабители ухватились за него. Я не ожидала, что они сочтут его ценной вещью.
— Им было ясно, что в противном случае вы бы его не носили. Кто знал о его ценности?
Миссис Грейл задумалась. Приятно было смотреть, как она думает. Нога ее оставалась закинутой на другую с той же бесцеремонностью.
— Полагаю, самые разные люди.
— Но они не знали, что в тот вечер оно будет на вас. Кто это знал?
Она пожала своими светло-голубыми плечами. Я старался не смотреть куда не нужно.
— Горничная. Но у нее до этого была сотня возможностей. И я доверяю ей.
— Почему?
— Не знаю. Просто я доверяю некоторым людям. Доверяю вам.
— Марриотту вы доверяли?
Лицо ее слегла посуровело, взгляд стал пристальнее.
— В чем-то — нет. В чем-то — да. В чем-то — не совсем.
У нее была приятная манера говорить — спокойная, полуциничная и в то же время не грубая. Закругляла фразы она прекрасно.
— Хорошо — горничную исключим. Шофер?
Она покачала головой:
— В тот вечер я ездила с Лином на его машине. Джордж, по-моему, даже не появлялся. Произошло это в четверг?
— Меня при этом не было. Марриотт сказал, что за четыре или пять дней до нашего разговора. С четверга до прошлого вечера — ровно неделя.
— Да, в четверг. — Миссис Грейл потянулась за моим стаканом, ее нежные пальцы слегка коснулись моих. — У Джорджа по четвергам выходной.
Она налила мне в стакан добрый глоток шотландского и добавила содовой. Такой напиток можно пить вечно и становиться все беззаботнее. Себе налила того же.
— Лин сказал вам мою фамилию? — спросила негромко, взгляд ее был все таким же пристальным.
— Усердно скрывал.
— В таком случае он, видимо, утаил от вас еще кое-что. Давайте посмотрим, чем же мы располагаем. Горничная и шофер как возможные пособники исключаются.
— Я их не исключаю.
— Что ж, я, по крайней мере, стараюсь, — рассмеялась она. — Потом Ньютон, дворецкий. В тот вечер он мог увидеть ожерелье у меня на шее. Правда, оно свисает низко, а на мне был вечерний палантин из песца; нет, не думаю, чтобы он видел его.
— Держу пари, выглядели в тот вечер потрясающе, — сказал я.
— Вы не захорошели малость, а?
— Бываю и трезвее.
Миссис Грейл запрокинула голову и захохотала. Я встречал в жизни лишь четырех женщин, которые при этом могли оставаться красавицами. Одной из этих четверых была она.
— Ньютон вне подозрений, — сказал я. — Он не из тех, кто водится с бандитами. Впрочем, это лишь догадка. Лакей?
Миссис Грейл задумалась, потом потрясла головой:
— Он не видел меня.
— Кто-нибудь просил вас надеть ожерелье?
Взгляд ее мгновенно стал настороженным.
— Не считайте меня дурой.
Она потянулась за моим стаканом, чтобы долить в него. Там еще кое-что оставалось, но я не стал мешать ей, чтобы полюбоваться изящными очертаниями ее шеи.
Когда она долила в стаканы и мы опять стали пить, я сказал:
— Давайте уточним истинное положение вещей, а потом я скажу вам кое-что. Опишите тот вечер.
Миссис Грейл отогнула длинный рукав и взглянула на часики:
— Мне надо бы…
— Пусть подождет.
Глаза ее сверкнули. Мне понравилось, как они сверкают.
— Существует такая вещь, как излишняя откровенность.
— Только не в моей работе. Опишите тот вечер. Или распорядитесь, чтобы меня вышвырнули отсюда. Одно из двух. Решайтесь.
— Вам бы лучше сесть рядом со мной.
— Давно уж подумываю об этом, — сказал я. — Если быть точным, с тех пор, как вы закинули ногу на ногу.
Миссис Грейл одернула платье:
— Эти чертовы подолы вечно задираются до самой шеи.
Я сел на желтый диван рядом с ней.
— Вы, похоже, не любите терять время, — сказала она.
Я не ответил.
— И часто у вас бывает такое? — спросила она, бросив на меня взгляд искоса.
— Почти не бывает. В свободное время я тибетский монах.
— Только свободного времени у вас нет.
— Давайте сосредоточимся, — сказал я. — Обратим то, что осталось от нашего — или моего — ума, на нашу проблему. Сколько вы мне заплатите?
— Ах вот в чем проблема! Я-то думала, вы хотите вернуть мне ожерелье. Или хотя бы попытаться.
— Мне приходится работать по своему методу. Вот так. — Я отпил большой глоток, чуть не поперхнулся и сделал глубокий вдох. — И расследовать убийство.
— Оно здесь ни при чем. То есть это забота полиции, верно?
— Да, только этот бедняга нанял меня за сто долларов для охраны, а я ничем ему не помог. И чувствую себя виноватым. И готов разрыдаться. Пустить слезу?
— Выпейте.
Она подлила шотландского мне и себе. Виски оказывало на нее не больше действия, чем вода на плотину Гувера
.
— Итак, к чему мы пришли? — сказал я, стараясь держать стакан так, чтобы не пролить содержимого. — Ни горничной, ни шофера, ни дворецкого, ни лакея. Скоро сами начнем заниматься стиркой. Как произошло ограбление? В вашем рассказе могут оказаться подробности, которых Марриотт не сообщил мне.
Миссис Грейл подалась вперед и подперла голову рукой. Вид у нее был серьезный, без нарочитости.
— Мы отправились на вечеринку в Брейтвуд-Хайтс. По дороге Лин предложил заехать в Трокадеро, чуть-чуть выпить, немного потанцевать. Я согласилась. На бульваре Сансет шли какие-то работы, было очень пыльно. Тогда Лин свернул на Санта-Монику. Дорога идет мимо обшарпанного отеля, я случайно заметила, что называется он «Индио». На другой стороне улицы находится пивная, перед ней стояла легковая машина.
— Всего одна — перед пивной?
— Да. Всего одна. Это очень сомнительное заведение. Машина тронулась и поехала за нами, я, конечно, не придала этому значения. С чего бы? Потом, не доехав до места, где Санта-Моника переходит в бульвар Аргуэлло, Лин сказал: «Давай поедем другим путем» — и свернул на какую-то извилистую улицу. Вдруг та машина обогнала нас, оцарапала нам крыло, подъехала к бровке и остановилась. Из нее вылез мужчина и направился к нам, чтобы извиниться; на нем было пальто, шарф и натянутая до самых глаз шляпа. Белый шарф выбивался из-под пальто, это бросилось мне в глаза. Ничего больше я не разглядела, кроме того что он худой и высокий. Как только он подошел — потом я вспомнила, что он шел, держась в стороне от света наших фар…
