Выпив половину бутылки, я медленно поставил ее на стол, залез в карман за сигаретами и закурил одну. Арт тут же встал и включил вытяжку над плитой.
– Юля в бешенстве, – я не спрашивал, точно знал.
– Она понимает, – ответил друг, и я криво усмехнулся. Понимает, как же. Спит и видит, когда же я уже подохну.
– С Таней?
– С мамой все нормально.
И Холод замолчал, знает, что я сам расскажу, когда дойду до кондиции. Руки до сих пор подрагивали, а по венам неслась злость, но уже я взял все под контроль, внешне я снова спокоен.
Докурив сигарету, тут же прикурил другую. Снова отпил из бутылки, но все так же ощущал вкус Регины на языке. Стоит закрыть глаза, как вижу ее голую грудь, влажное лоно и слышу хриплые стоны. Даже после всего этого я до сих пор хочу ее тр*хнуть. Да так, чтобы она до конца жизни вспоминала.
Не понимаю, как ей удается манипулировать моими эмоциями. Стоит мне только ее увидеть, как я превращаюсь в оголенный провод, и сам не знаю, что произойдет дальше. И это чертовски раздражает. Она раздражает, до зубного скрежета, до гипертензии. С тех самых пор, как увидел ее на той гребаной помолвке, так и не могу избавиться от мыслей о ней. И нет в ней ничего такого особенного, но, сука, цепляет, и еще как. Каждый раз, когда мы вместе, мы просто врезаемся друг в друга на бешеных скоростях. Столкновение с летальным исходом, и, даже подыхая, истекая кровью, мы все равно тянемся навстречу, чтобы нанести последний, решающий удар.
Твою мать, я уже стар для этого дерьма. Но эта игра…Я просто не могу ее остановить, не могу быть проигравшим. Девочка еще не поняла, с кем связалась.
Даже не помню, как отрубился. Очнулся с утра от того, что дико хотелось пить. Не с первого раза оторвавшись от дивана, встал и пошел в сторону кухни, попутно посмотрев на часы. Семь утра. По обстановке понял, что остался у Артема, тот дотащил меня до гостевой спальни и пьяной, сломанной грудой бросил на диван. Зайдя в кухню, застал там Юлю. Та с надменным видом восседала на стуле с чашкой кофе в одной руке и модным глянцевым журналом в другой. Я зашел, налил из фильтра стакан воды и залпом осушил его. Когда горло перестало быть наждачкой, сел на диван.
– Доброе утро, Юля, – поздоровался с женой друга. Та оторвалась от чтения журнала и ехидно посмотрела на меня.
– Если ты так говоришь… то доброе, Захар.
Обычно мы с ней колем друг друга шпильками до первой крови. Но сегодня у меня не было настроения. Выпив кофе и найдя ключи от машины, покинул квартиру четы Холод.
Заехал домой, принял душ, переоделся и перед работой поехал к матери. Дорога заняла около часа. После вчерашнего я уже немного подостыл, право, не знаю, что будет, когда увижу Вольскую. Но что-то мне подсказывает, что на работу она сегодня не придет.
У мамы все было без изменений. Она снова отказалась куда-либо ехать. Все, как обычно. Мы с Ритой ее уговариваем, а она нас посылает очень далеко, в те места, которых нет и в google maps.
Что и говорить, на работу я пришел злой, неудовлетворенный и с головной болью. Словно чувствуя мое настроение, работники разбегались в разные стороны, лишь завидев меня. Еще гребаное совещание в двенадцать.
Зашел в кабинет и тут же ушел с головой в работу. Сидел, просматривал бумаги, но ничего не понимал, начал выискивать орфографические ошибки и неправильные знаки препинания, и нашел их. Подчеркнув их все, отшвырнул документы от себя подальше. Решительным шагом вышел из кабинета, спустился на этаж ниже и рывком открыл дверь кабинета. Миша поднял на меня шокированный взгляд, но я не удостоил его вниманием. Сцепился взглядом с Вольской. Как только из окна увидел, как она паркуется на своем привычном месте, так и не мог думать ни о чем другом.
– Выйди, – приказал Бородину, и тот поспешно выполнил приказ. Какой образцовый работник.
Регина откинулась на спинку кресла и закинула ногу на ногу.
– Чем могу быть полезна, Захар Матвеевич? – лилейным голосом невинно поинтересовалась девушка. А мне задушить ее захотелось. Желание было столь велико, что пришлось сжать ладони в кулаки, чтобы порыв погасить. В три шага преодолел разделяющее нас расстояние и, схватив Вольскую за предплечья, выдернул из кресла, заставляя встать на ноги.
– Какого хрена вчера было? – прорычал ей в лицо.
– Думаю, многие называют это куни, – дерзко ответила девушка и имела наглость улыбнуться мне, отчего я сжал ее предплечья еще сильнее.
– Теперь ты моя должница, тебе так не кажется?
– Нет, – отрицательно покачала головой, – теперь, – выделила это слово, – я тебе ничего не должна, как и ты мне, – сказала и вырвалась из захвата. Скрестила руки на груди.
– О чем, мать твою, ты говоришь? Какой еще долг? – взорвался я и повысил голос. Меня достали эти догадки, бл#ть. Двинулся на Регину, а она от меня.
– Не подходи, – вскинула ладонь.
– А то что? – зло усмехнулся.
– Просто оставь меня в покое! – перешла на крик. – Не трогай, не прикасайся. Хватит меня мучить! Тебе, что, нравится издеваться надо мной? Это твоя извращенная игра, ты получаешь кайф? Нравятся страдания девушек?
– Что ты мелешь, сумасшедшая, какие страдания? – о чем она?
– Такие! Любишь тр*хать глупеньких девочек и бросать их в номере отеля?! Так знай, я уже не та идиотка, какой была раньше, Захар. Сейчас я смогу с тобой справиться.
Мне казалось, что из ее рта вырывается какая-то бессмыслица. Ее затрясло так сильно, что я слышал, как стучат ее зубы. Но не мог уловить суть разговора. В чем меня обвиняют на этот раз?
– Ты можешь просто успокоиться и нормально объяснить все, – уже тише сказал я, это напускное спокойствие стоило огромных усилий. – Какого черта с тобой случилось?
– Ты случился! Семь лет назад! – взорвалась она, яростно жестикулируя. – Ночной клуб «Космос», восемнадцатилетняя девочка в розовом платье, и ты. Ночь в отеле, мой первый раз. Ты толкнул меня на кровать, поставив на четвереньки, тр*хнул, как последнюю шлюху! Взял меня так, что я потом неделю ходить не могла! – ее голос срывается. Она всхлипывает, утирая мокрые от слез щеки. – А наутро швырнул мне деньги и сказал, что я могу пойти в спортзал или покончить с собой, освободив мир от одного чудовища.
– Я не помню этого, – пораженный ее словами, ее истерикой, стою, как идиот, только и могу, что растерянно хлопать глазами.
– Конечно, не помнишь! – кривит губы в едкой улыбке. – Я ведь тогда совсем другой была. Девяносто килограммов наивности, – нервно усмехнувшись, обнимает себя за плечи, но я все равно замечаю, как дрожат ее руки. Регина приближается ко мне. И сейчас в ее глазах столько неприкрытой боли, что мне самому не по себе становится.
– Хочешь правду, Захар? – слегка склонив голову, спрашивает она. Я молчу.
– Я ненавидела тебя, – не дождавшись моего ответа, произносит она обманчиво тихим голосом. Подбородок дрожит, а в глазах слезы стоят. – Я так хотела стать лучше! Стать красивой! Доказать, что я чего-то стою! Ты знаешь, насколько сильно мне хотелось похудеть? Когда одолевал голод, каждый раз, смотря на аппетитные блюда нашей кухарки, я воскрешала в памяти твои слова, брошенные мне. И вместо обеда или ужина изнуряла себя тренировками, выматывалась до потери сознания. Я мечтала, что однажды ты встретишься на моем пути и посмотришь на меня по-другому, – она снова срывается на плач. – Не с отвращением, а с желанием.
