– Я не могу, – выдыхает едва слышно, и на губах Глеба расползается страшная улыбка. Будто он хочет сказать ею «я так и знал». Он резко распахивает дверцу и ссаживает Есению на землю, заводит машину, срывает джип с места, на ходу захлопывая дверь. С визгом шин вылетает из двора и вливается в поток машин на проспекте.
Из горла Есении вырывается рыданием судорожный всхлип, который она даже не пытается сдержать. Она ещё стоит некоторое время, охваченная безумной надеждой на то, что он вернётся.
А потом идёт к дому, понуро опустив плечи и не находя в себе сил стереть слёзы, безостановочно льющиеся из глаз.
Всё кончено.
Теперь точно – всё.
Часть вторая
Это были самые ужасные десять дней её жизни. Смешавшиеся в сплошной нескончаемый чёрно-белый фильм, который Есения смотрела без капли интереса, они то тянулись бесконечно долго, то разгоняли минуты до сверхзвуковой. Но как бы Еся ни проживала день за днём – медленно или быстро – легче ей не становилось. Она не выпускала из рук сотовый, веря в то, что Глеб позвонит ей или напишет. Он не мог вот так просто вычеркнуть Есению из своей жизни. Как не смогла она. Потому что ночами рыдала в подушку, днями двигалась как кукла в полусне. И постоянно думала о нём. А потом и вовсе совершила то, от чего до сих пор было противно – позволила мужу себя трахнуть, и все те полчаса, пока он был с ней, отчаянно пыталась представить на его месте Глеба.
А Глеб всё не звонил и не писал. Просто исчез, оставляя Есе сомнения в том, что он существует где-то помимо её воображения.
– Я думаю, нам пора подумать о ребёнке, – спокойно сообщил Сергей за завтраком, не отрываясь от чтения газеты.
– М? О каком ребёнке? – не сразу поняла Еся, удивлённо глядя на мужа.
– О нашем. Общем. Тебе пора рожать, а оставлять тебя без потомства я не хочу.
Есения передёрнула плечами. Потомство, пора рожать. Она что, похожа на инкубатор для выведения маленьких Стрельцовых?
– Прямо пора? – с нервным смешком уточнила она.
– А ты не хочешь? – Он отвернул угол газеты и посмотрел на неё.
– Ну… Я не думала об этом.
– Пора подумать. Вернёмся из Солнечного, разузнай, каких врачей нужно пройти для этого.
Еся поджала губы, ощущая, как по телу проходят волны мерзопакостных ощущений. Сергей говорил обо всём этом как о подготовке к какой-то сделке. Хотя, в его словах, конечно, как всегда была разумность. И вообще, чего она хотела, когда говорила Глебу о том, что ей нужно время? Время на развод? На то, чтобы пожить с мужем ещё немного? На то, чтобы смириться с мыслью, что она сама кардинально изменит свою жизнь? Безо всяких обещаний, без уверенности в том, что будет дальше. Вообще без понимания, что её ждёт.
– Мы едем в Солнечное? – уточнила Есения, кажется, впервые слыша об этом от мужа.
– Да, я же говорил тебе ещё вчера. Собери немного вещей, мы ненадолго.
– Зачем?
– Там у Вишнецкого особняк на берегу. Нам будет удобно переговорить о последних нюансах по сделке, а вы с девочками отдохнёте.
С девочками. Знает она этих девочек. На уме беседы только о СПА, их болонках и одежде для них. И о том, как сегодня покакала Фифи, уж не жемчугами ли по траве.
– Хорошо. Я буду готова к завтрашнему дню.
Она снова посмотрела на экран сотового, вздохнула и отправилась загружать посудомойку.
Они немного опоздали, встав в пробку в Сестрорецке, потому приехали в Солнечное, когда все уже собрались. У Вишнецкого был даже свой берег залива, с одной стороны отделённый от остальной его части высоким забором, спускающимся лесенкой к кромке воды. С другой – редким сосновым лесом, в котором было больше камней, чем песка. На воде покачивались два новёхоньких гидроскутера, третий забрала покататься какая-то парочка. От залива, где проносился скутер, раздавался женский визг и смех.
– Может, отдохнёшь? – Сергей обнял её, подойдя сзади и, наклонившись, поцеловал в плечо. – А я пока коньяка попью. Потом к тебе присоединюсь, до ужина время ещё есть.
– Я лучше погуляю. – Еся прищурилась, глядя на скутеры. – Как думаете, мне можно будет потом тоже прокатиться?
– Со мной – да.
Он отошёл от неё, отправляясь в дом, а Есения спустилась к воде и присела на корточки, рассматривая прибитый к берегу мусор. Куски камыша, какие-то щепки, ряска.
– Глеб, стой! – закричал визгливый женский голос от воды и Еся вскинула голову, ощущая, как сердце её перестаёт биться. Вот, что ей показалось знакомым, когда она смотрела на катающихся. Точнее, кто показался ей знакомым. Кузнецов собственной персоной, да ещё и в компании с какой-то мадам.
Они подошли на скутере почти к берегу, и он припарковал плавсредство, заметив Есю. Лишь на мгновение с его лица сошла улыбка, но он тут же взял себя в руки. Спустился в воду, которая скрыла его ноги по колено, помог сойти своей пассажирке. Та засмеялась, когда Глеб прижал её к себе и поцеловал. Есения знала этот поцелуй. Поцелуй-трах, в которых Кузнецов был мастером. Впрочем, как и во всём остальном.
– Привет! – как ни в чём не бывало, поздоровался Глеб, и Еся нашла в себе силы только на то, чтобы кивнуть. Он взял свою девушку за руку. Жест слишком привычный и узнаваемый, чтобы Есения могла оставаться равнодушной. – Все уже в сборе?
– Да, – только и выдавила Еся, даже не сумев рассмотреть спутницу Кузнецова. В глазах потемнело, а в висках стучал пульс.
– Окей. Тогда мы пойдём.
Глеб ушёл, и Есения тяжело опустилась на песок, садясь прямо туда, куда добегала набежавшая волна. Господи, за что ей это? Одно дело представлять его с другими и врать себе, что он так же, как и она, страдает и переживает, и совсем другое – увидеть собственными глазами, что ему всё равно. Что он уже нашёл ей замену, которую, наверное, и искать особо не пришлось. Потому что Есения была для него никем. Одной из многих. Всего лишь одной из…
Вечер она помнила плохо. Девушка, с который Глеб приехал, и которую звали Вероникой, беспрестанно смеялась, но, похоже, это раздражало только Есю. Кузнецов почти не смотрел на неё. То шептал что-то своей пассии, то переговаривался с Сергеем и отцом. К ней пару раз обращались, а она отвечала невпопад. Перед мысленным взором настойчиво возникали картинки их встреч с Глебом. Это его «я твой» до сих пор звучало в ушах. Но в нём не было ни капли правды.
Хотя, надо было отдать Кузнецову должное – он показал ей, каково было ему, когда он знал, что она возвращается к мужу. Если всё же было… Только одно – просто знать, а другое – видеть собственными глазами. Всё было неправдой. Красивой ложью. Их встречи, их безумие. Всё было только выдумкой, её иллюзией.
Наконец, подали кофе, от которого Есения отказалась, сославшись на то, что хочет пойти к себе отдохнуть. Им с Сергеем выделили спальню на третьем этаже, куда она и поднялась. Но прятаться в комнате не спешила – долго стояла возле окна в коридоре и смотрела на то, как гаснет ещё один летний день. Тот, в котором всё встало на свои места. Всё было кончено. И её подыхающая надежда, которая всё никак не желала умирать в эти проклятые десять дней без Глеба, наконец, сделала последний вдох и затихла. Слёз не было. Пока. Они придут позже, Еся знала это. Когда она снова окажется наедине с собой. И, наверное, это принесёт хоть какое-то облегчение. А может, и нет.
