Почему-то это была первая и пугающая мысль.
Я, на хрен, не готов стать папой!
Прийдется лишить себя удовольствия кончать в это маленькое и податливое тело. Моя крошка…
— Майкл, нам нужно поговорить. Сейчас.
— Мика, у меня сейчас бой. Поговорим после. И наедине…
— ЭТО ВАЖНО! — она вскрикнула, и я обратил внимание на ее руки. Тряслись, как у наркоманки, она начала заламывать пальцы. Точно. Беременна. Мне нужен воздух.
— Откуда у тебя этот шрам? — она снова задала вопрос, на который я уже отвечал. При всех. На нас начали оглядываться. А я не любил, когда мне закатывали истерики прилюдно. Она сошла с ума?
— Я тебе уже говорил, — ложь досталась мне легко. На этот раз. Если бы мы были одни и в интимной обстановке, думаю, я бы смог сказать ей правду.
— Пырнули ножом? Так? — зашипела она так, чтобы слышали только мы.
— Да, Мика, да. Успокойся. Со мной все нормально. Просто царапина. С чего вдруг снова этот вопрос?
— С того, что ты гребанный лжец! — она снова залилась слезами, на нас уже откровенно глазели все. И тут я все понял.
Она…знает.
— Ненавижу тебя! Просто ненавижу! Ты все знал, Майкл! ВСЕ! И ничего не сказал…да ты хоть представляешь, каково мне осознавать это?! Каково мне?
Блядь. А мне каково, ты не подумала, детка? Это я живу с трансплантированным сердцем и могу умереть в любую секунду. Не то что каждый бой, КАЖДЫЙ ШАГ, КАЖДЫЙ ГРЕБАННЫЙ ВДОХ может стать для меня ПОСЛЕДНИМ. Люди по-разному живут после трансплантации. Самое долгое — чуть больше тридцати лет. Так себе перспектива.
Я набрал в легкие побольше воздуха, приготовившись к серьезному разговору.
***
Он соврал мне, и действительно — даже не моргнул. Удивительная способность. Я бы так не смогла. Браво, Майкл.
Точно также он может лгать о чем угодно. О чувствах, например. Для него все эти ласки, все слова — ничего не стоят. А я, как та маленькая семнадцатилетняя девочка, все это время позволяла вешать себе на уши лапшу!
Это нужно заканчивать. Нужно. Майкл никогда не был идеалом, образцом того, как живет нормальный человек.
Почему у него были проблемы в столь молодом возрасте? Наследственность? Болезнь? Не думаю!
Я как на ладони вспомнила все разговоры о Майкле.
Травка, разбои, побои…наркотики. Много наркотиков. Он же никогда не думал о завтрашнем дне и спускал всю жизнь в унитаз.
И ЭТОМУ ЧЕЛОВЕКУ было отдано сердце Ника. Да он просто его не заслуживает…не заслуживает!
Я была безумна. Ослеплена болью, всем, что навалилось на меня за этот день. И новость о Нике, и новость о сердце Майкла…все это разрушило меня, в очередной раз надломило душу.
Хотелось оказаться где-нибудь далеко и в одиночестве. Где-нибудь у озера или морской воды. В полной тишине. В полном забвении.
Там, где нет чувств и любви. Но нет и боли. Почему любовь принесла мне столько страданий? Неужели я не заслужила простого человеческого счастья?
Что я, черт возьми, делаю не так?!
Почему мой муж скатывается в долги, а новый избранник оказывается неуравновешенным боксером, который все это время лгал о себе, о своей жизни, о своих чувствах?
Да что я вообще знаю о Майкле Миллере, кроме того, как классно он трахается?
Ничего. Совершенно ничего.
Знаю только то, что с ним я чувствовала себя защищенной и нужной. И что, несмотря на всю его напускную дерзость и пуленепробиваемость, он добрый. И он свободный человек, куда ветер подует, туда его и потянет, и поэтому за ним так хочется тянуться.
Он самый необычный мужчина, которого я знаю. Непредсказуемый.
— Мика, — Майкл вздохнул, его серые глаза призывали к нейтралитету. — Я понимаю, ты не в себе сейчас. Подождешь меня, и мы обо всем поговорим? Я обещаю. Хорошо, детка?
— Ненавижу тебя! Никакая я тебе не детка! — моя рука взметнулась, чтобы ударить его. Как я хотела выйти с ним на этот чертов ринг и забить в самое сердце.
Он поймал мою руку и глянул исподлобья — мне был знаком этот взгляд. Взгляд ярости. Взгляд зверя. И я только что выпустила его на свободу.
— Не смей. Так вести себя, — он наклонился к моему уху, зашептав с явной угрозой. — ПРИ ВСЕХ.
Я сглотнула, снова начиная завывать.
— Ударить меня хотела? — он тряхнул меня за запястье, его глаза, казалось, из светло-серого цвета превратились в глаза цвета тяжелого грозового неба. — Угомонись!
— Майкл, какой же ты говнюк. Смеешь мне лгать, а потом выворачивать все так, будто это я — изначальное зло. Меня тошнит от тебя!
— Сегодня ночью не тошнило, — парировал он. Ему нечего мне сказать, кроме как припомнить наш секс. Да, безумный. Да, сладкий. И да, меня не то что не тошнит от него, я, как безумная, готова, облизать каждую клетку его тела и съесть на десерт.
— Ты отвратителен! Я тебя ненавижу! Правда, ненавижу! И знаешь, что?! Ты не достоин этого сердца. Ты хотел умереть, когда вел свою жизнь к саморазрушению несколько долгих лет. Я честно не понимаю, почему такой, как Ник — прекрасный человек, погиб. А такие, как ты…
Мне было больно.
Но Майклу еще больнее.
Я хотела забрать свои слова, проглотить их, вместе с языком, но сказанного не вернешь. В глазах Майкла застыла не просто ярость и злость на меня, а открытая ненависть. Теперь уже он глядел на меня с отвращением.
И здесь даже не было страсти или сексуального подтекста.
Это был взгляд обиженного мужчины, который будет мстить мне до конца моих дней. Он сплюнул в сторону, а потом занес свою руку и ударил меня по заднице, унижая меня. При всех.
Я заскулила от боли.
Знаю, он хотел бы ударить меня по голове, разбить мне нос или челюсть. Таскать за волосы, выпотрошить душу — так мне и надо, думал бы он.
Мы оба ослеплены яростью, и она сожжет нас до тла. И что останется на этом пепелище? Ничего…уже ничего.
— Мне нечего тебе сказать, сука. У меня бой. Проваливай, — изрек после удара он. Мои бедра ныли, сердце обливалось кровью, а голова кружилась.
Хотелось упасть к его ногам. Забыть все, что только что произошло. Перемотать, переиграть…подойти к новостям спокойно, с трезвым разумом.
Но мне свойственно совершать ошибки также, как и Майклу. И я также, как и он, не собираюсь их признавать. Единственное, что у меня осталось — это гордость.
— Поступок настоящего мужчины, Майкл. Удар, унижение, обида. Да ты просто…
— Я уже слышал, какой я, блядь. Проваливай! К Нику, на хрен, проваливай! Хоть куда! ЭТО ТЕПЕРЬ МОЕ СЕРДЦЕ! МОЕ! И знаешь, что, стерва ты неблагодарная? — он взял меня за горло, хорошенько встряхнув. — Оно тебя больше не любит.
