Мне показалось, я слышал жалобный короткий писк.
— А это тебе за то, что ударил, — заключил Джон, давая мне грубый подзатыльник. Он и его приятели пошли прочь, кинув птицу на асфальт.
Я услышал раскат грома, и он заглушил мой внутренний крик, разрывающий виски.
Еще пять минут назад я держал ее в руках и верил в то, что скоро она взлетит туда, где собрались тучи.
А теперь она лежит и не дышит. В черных глазах-пуговках погасла жизнь.
Я склонился над ласточкой, чувствуя себя так, будто это мне внутри все скрутили.
Слез не было. Папа говорил, что мужчины не должны плакать. Осталось только чувство, распарывающее грудь, и желание отомстить Джону.
— Я похороню тебя, ласточка. Прости, что так вышло, — тихо прошептал я, аккуратно положив ее на траву.
Сжав руки в кулаки я с диким кличем побежал за Джоном.
Он избил меня так, что меня пришлось отвезти в больницу.
Но это не помешало мне выполнить обещание, которое я дал птице.
Когда мне исполнилось пятнадцать, я сделал на груди две татуировки на ключицах — две ласточки, одна из которых была больше, чем оберегом и символом «на удачу» в бое.
ГЛАВА 11
10 месяцев спустя
POV Майкл.
Теплая вода согревала мою кожу, мне необходим был душ после сексуального марафона с одной из девушек, которую я подцепил вчера в клубе. Я проделывал это каждые выходные, и первым делом тщательно рассматривал их лица. Я пытался узнать ее. Узнать ту самую девушку, которую я ненавидел всем телом и всем сердцем желал.
Прошел ровно год после операции, но мои галлюцинации не проходили. Более того, они как последняя зараза брали надо мной верх. Изменилось все: мои вкусы, мои взгляды на жизнь, мои предпочтения в пище, любимая музыка. И только мой характер остался прежним, желание драться, выбивая дух из противника, и все время двигаться. Мой темперамент не изменился, но мысли об этой девушке доставляли мне настоящие страдания.
Черт возьми, ОНО любило ее. Это маленькое бьющееся чудовище внутри меня с каждым ударом умоляло меня найти незнакомку.
Жизнь медленно, по капле превращалась в ад — до операции я и знать не знал, что человек может так страдать. Все в моей жизни было легко и просто. Я жил моментом и ничего не принимал близко к сердцу.
Я чувствовал себя одиноким волком, обреченным глядеть на луну и не иметь возможности к ней подобраться. И это новое чувство разрывало меня на кусочки, и чем больше я с ним боролся, тем страшнее была его сила внутри.
Моя прежняя дерьмовая жизнь меня больше не радовала.
Я узнал, кому принадлежало мое новое сердце. Молодому человеку по имени — Доминик Янг, который погиб в автокатастрофе. Он получил травмы несовместимые с жизнью — несколько переломов конечностей, ребер, внутреннее кровотечение, повреждения кожи из-за осколков стекла. Врачи констатировали смерть головного мозга почти сразу при том, что его сердце работало, как часы. И все это случилось в день, когда я пережрал кокаина.
Джек мог бы рассказать мне о моем доноре больше, если бы я не остановил его. А я сделал это, как только узнал, что, попав в аварию, Доминик сделал все, чтобы спасти свою девушку, которая сидела с ним рядом — он накрыл ее своим телом и она осталась жива.
Я мог бы узнать ее имя, адрес, мог бы выманить у Джека все, будь это даже трижды врачебной тайной. Но я не стал.
Я ненавидел Доминика, свое новое сердце и эту чертову девушку.
Что я только не делал: пытался управлять своим сознанием, тренировал контроль, занимался сексом с двумя сразу — лишь бы пробудить в теле эмоции, которые бы перекрыли постоянно всплывающие воспоминания. Но все было тщетно.
Мой мозг не знал, что такое любовь. Мое тело никогда не было подвержено этой болезни. Врачи пересадили мне здоровое сердце, зараженное лишь одним недугом — любовью.
Каждое прикосновение к незнакомке доставляло мне целый спектр различных эмоций, которых я прежде не знал. И они были круче даже самого чистого и дорого кайфа.
Я испытывал потребность быть с ней рядом, испытывал желание оберегать ее. Я испытывал страсть, от которой дрожали рукой. От одной мысли, от одного воспоминания об этой девушке в нижнем белье мой член становился твердым, готовым к действиям.
Я не понимал, как люди живут с любовью. Я не понимал, что означает это слово. Но мое сердце затягивало меня в омут любви, как в болото, и стучало: «Тони! Подавись!».
Я уже давился этой гребанной любовью, которая переходила в лютую ненависть на все — на то, что этот Ник посмел умереть! На то, что мне пересадили сердце, даже не спросив. На то, что я не мог противостоять этим воспоминаниям. На то, что перестал получать удовольствие от травки, от секса со шлюхами и не мог полноценно выместить свою злость в бою.
Я чувствовал, как мне нужно на арену, каждый день. Мне нужен бой, который может стоить мне жизни, и иногда мне казалось, что это единственный шанс «выбить из меня заразу».
Выдохнув, я провел рукой по своему прессу — я никогда ни о ком не фантазировал. Хорошо, может быть, в школе на учительницу по биологии, и то это было до того, как я стал подростком, и началась пора школьных вечеринок, где, хорошенько напоив, я мог любую развести на секс.
Но эти фантазии были реальны. Порой, это были воспоминания, образы, кадры из жизни, которыми я даже мог управлять. Я уже не знал, воспоминания ли это или придуманные мной картины, где я мог вдоволь наслаждаться своей девочкой.
Ее было так много внутри.
В каждой клеточке.
Она текла в моих венах против моей воли. Забралась под кожу. Поселилась в самом сердце и не давала мне жить своей жизнью.
Фак, уходи оттуда. Мне хотелось разобрать себя по частям, вырезать ее изнутри и собрать себя заново.
Но я не мог. Моя рука опустилась ниже, и я обхватил ладонью член, закрыв глаза. Теплая вода стекала по коже и воображение перенесло меня куда-то в другое место.
Там, где была она.
Я оказался внутри тела Ника, но год тренировок помог мне научиться управлять воспоминаниями. Я чувствовал, как слова, которые я произношу в галлюцинациях, и действия, которые я совершаю, целиком и полностью принадлежат мне. Воспоминания диктовали мне только место действия и ситуацию из их жизни.
— Ник, — я открыл глаза и увидел, как Мика влетела в душ без стука — она часто так делала. На девушке легкий шелковый халат нежно-голубого цвета. Длинные волосы, переливающиеся золотисто-рыжеватыми оттенками, спадают на плечи в сексуальном беспорядке. — Я с тобой не разговариваю.
Моника хитро улыбнулась мне, стараясь не смотреть на мое обнаженное тело. Вместо того, чтобы уделить мне внимание, она решительно подошла к раковине, выдавила немного пасты на зубную щетку и начала чистить зубы. При этом она облокотилась на столешницу и немного развернулась ко мне бедрами — ее короткий халатик потянулся вверх и теперь едва прикрывал попку.
