А теперь у нее еще была и красивая фигура…когда-то. До того, как она попала в больницу и заморила себя голодом.
Я бы определенно трахнул Монику Саммерс второй раз в своей жизни. Мне было даже любопытно – наш первый секс я помнил очень плохо, тогда я был под кайфом и сильно нажрался, для подросткового организма это была ядерная смесь. Помню только то, что она была девственницей и очень боялась этого. Наверное, я с ней не слишком церемонился.
Плевать.
Она всего лишь девчонка, такая же, как и все. Если захочу – трахну ее и второй раз. И точно так же благополучно забуду об этом, как сделал это тогда в школе – наш спор со Стефаном разбил ей сердце, но тогда я об этом не думал.
Да и сама фраза «разбил сердце» звучала для меня теперь глупо. Во-первых, сердце нельзя разбить. Если оно не остановилось в ее груди после того случая, то с ней все в порядке. Во-вторых, как оказалось, в случае чего его могут пересадить.
Вот мое сердце…оно не то, что разбито. Оно мертво. Утилизировано. Оно в чертовом мусорном ведре. А в моей собственной груди бьется нежная трепетная машинка, которая носит девушкам ужин и занимается любовью с безликой Богиней.
Я бы ее совсем иначе трахнул.
За всеми этими мыслями я сам не заметил, как вернулся в свою комнату. Я смотрел на свои руки и они ходили из стороны в сторону. Начало бросать то в жар, то в холод.
Я хотел гребанного кайфа.
Все мои желания отозвались болью в сердце — да такой, что захотелось вырвать его из груди.
POV Мика. Настоящее.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я пошла с тобой? — Лили заботилась обо мне каждую секунду свободного времени. Но я знала, что должна сделать это сама.
— Спасибо, Лил. Я справлюсь, правда, — я приоткрыла дверь автомобиля подруги и посмотрела на наш с Ником дом. Мы долго спорили — покупать недвижимость у океана с видом на воду, или на холмах, откуда открывался обзор на весь Лос-Анджелес. В итоге Доминик победил, аргументировав свой выбор тем, что океан у нас и так в пятнадцати минутах езды без пробок, а вот дом на холме — это престижно и более надежно.
— Может, тебе помочь дойти или хотя бы разложить вещи?
— Нет, я все сделаю сама, — я с благодарностью улыбнулась подруге и подождала пока она поможет выйти мне из машины. Я все еще опиралась на костыли, для подстраховки. Хотя уже могла передвигаться и без них, но это требовало много усилий.
— Ну, смотри, дорогая. Позвони мне вечером. Зови нас с Сэтом, как только будешь готова, — я сделала пару шагов в сторону дома и Лили добавила. — Прошу, не закрывайся ото всех, Мона. Ты нужна нам.
Затем я услышала NF–Thing Called Love, которую она включила на полной громкости и звук заведенного двигателя. Лили уехала, оставив меня одну, как я и хотела.
Я огляделась — наш спокойный, ухоженный и зеленый район рядом с Гриффит Парком(Griffith Park). Через дорогу шла миссис Шепард с двумя далматинцами и, заметив меня, помахала рукой. В шаге от меня заразительно улыбаясь пролетел на скейте Джаред Хейл — сын моих соседей, которому Ник всегда помогал с машиной.
Цвета неба и травы казались такими яркими после однотонных стен больницы, что я чуть не ослепла, а свежий воздух опьянял и дурманил, даруя ясность в мыслях.
Я видела, что здесь ничего не изменилось. Соседи смеются, солнце продолжает сиять над холмами моего любимого города, и, казалось, за все это время с неба не упало ни одной капли дождя.
Жизнь продолжалась, кипела, бурлила каждый день, и только у меня она остановилась. Приятный прохладный ветерок овеял лицо, и я вдохнула полной грудью прежде, чем войти в дом.
А потом я это сделала. Костыли поставила к стенке, и мой взгляд тут же упал на голубой джемпер, который небрежно висел на спинке кресла в гостиной — там, где его и оставил Доминик. Он одевал его по вечерам осенью или зимой, когда в Калифорнии становилось прохладно, хоть он и не сильно ему нравился.
Я медленно подошла к креслу и взяла свитер в руки. Мягкая ткань заскользила под подушечками пальцев, а в ноздри ударил знакомый аромат — запах Ника. Он до сих пор остался на его вещах, на этом дурацком свитере, который он носил только потому, что подарила его я.
А потом я сделала то, что хотела сделать, как только вошла в наш дом — отчаянно уткнулась в свитер носом и зарыдала во весь голос. Сейчас можно. Здесь никто не слышит. Здесь можно, наконец, снова отдаться своему горю.
Его запах был таким свежим, словно и не прошло двух месяцев. Лили специально не стала трогать свитер, наверное, знала, что я захочу обнять его.
Я прижала его к себе так сильно, будто хотела, чтобы запах с этого свитера навечно стал запахом моей кожи. Я знала, что теперь я буду с ним спать, буду в нем ходить, и я вряд ли когда-нибудь решусь постирать его, потому что этот свитер насквозь пропитан Ником.
И я не хочу, не хочу, чтобы он уходил. Иллюзия того, что он только что снял его и ушел на работу, так реальна, что к горлу подкатил новый отчаянный вой.
Боже, надеюсь соседи этого не слышат. Хотя, мне все равно.
Я цеплялась за свитер, как ребенок за первую игрушку в своей жизни. Глаза то и дело падали на вещи, которые принадлежали Доминику: его любимая кружка, фотографии, расставленные на полках возле телевизора, фотоаппарат, работы на стенах…все, каждая вещь этого дома была пронизана Ником. Весь дом был им. Но его здесь больше не было.
— Малыш, не плачь пожалуйста. Теперь ты вышла из больницы, и я жду от тебя действий, — я плюхнулась в кресло и увидела Ника на диване: он лежал на подушках и с осуждением смотрел на меня. — Ты должна продолжить свою карьеру. Должна пойти в зал, как мы делали вместе. И ты обязана сопровождать Лили на всех ее субботних вылазках, иначе она снова наделает глупостей, — он подмигнул мне с улыбкой, которая показывала его ямочки на щеках.
Я ненавидела то, что он улыбался мне. То, как легко ему было. От мысли, что он совершенно не испытывает несчастья от нашей разлуки, мне становилось хуже. Почему?
— Тебе совсем все равно, да? Неужели тебе не больно, Ник?
— Я не чувствую боли, малышка. Ну, перестань, — он вдруг материализовался совсем рядом со мной и начал вытирать мои слезы пальцами. — Если бы и я грустил, ты бы совсем раскисла. А я этого не хочу. Я хочу увидеть, как ты пришла в себя, и уйти.
— Куда уйти?
Он молча посмотрел на меня — в его ореховых глазах отразилась какая-то тайна, неподвластная человеческому сознанию.
— Я должен идти дальше. Но я не могу. Пока ты…пока не уверен, что с тобой все будет хорошо, — он опустился, заглянув мне в глаза.
— Я хочу, чтобы ты вернулся. Я по-прежнему верю в это…, — я отбросила в сторону свитер и тут же ухватилась за края его рубашки. Ник отрицательно покачал головой —холодный, отстранённый, чужой. — Ты меня больше не любишь?
