– Но отец Роберта изменял тебе, как ты можешь с таким восхищением описывать это? – недоверчиво переспросила я, понимая, кого на самом деле имеет в виду Виола. Тут же напоровшись на ничего не понимающий взгляд, пояснила: – Роберт сказал, что именно поэтому вы развелись.
Вмиг на лице женщины появилась какая-то титаническая усталость, и Виола засмотрелась куда-то… в прошлое, вытянув себя из воспоминаний легким усилием. Смахнув тяжелую слезу, которая словно выпускала весь скопившийся в ней негатив, она нежно посмотрела на меня и тихо прошептала:
– Это была я… Я изменяла Шаворскому-старшему… Он слишком сильно любил, чтобы посметь пойти на такое.
– А затем ты ушла, а он разрушил твою карьеру! – снова напомнила я ей, непонятно кому и что пытаясь доказать.
– Он умолял меня остаться… Готов был все простить… – прошептала она и, устало подойдя к окну, обняла себя руками, заметно задрожав. – Он всегда был таким… властным, ревнивым, жестким, что мне хотелось поставить его на место. Знаю, измена не лучший вариант, но я просто не представляла, как еще можно показать ему, что я не настолько зависима от нашей любви, чтобы просто слепо подчиняться.
– А зачем тогда ушла, раз просто хотела "поставить на место"? – не удержалась от глупого вопроса я и тут же потупилась от ее открытого взгляда, внезапно заинтересовавшись ногтями на ногах.
– Думала, что жизнь – игра. Знаешь, это извечный обман… Кажется, ты будешь вечно молодой, всегда здоровой, взаимно любимой, полной амбиций и возможностей… А в реальной жизни все иначе. Я слишком заигралась в самостоятельность и в результате потеряла себя и… его, – внезапно голос женщины задрожал, и она аккуратно прикрыла рот ладошкой, скрывая нервную улыбку: – В тот день… В тот день у нас должна была быть годовщина – пять лет со дня свадьбы. Мы уже давно развелись и не общались довольно-таки приличный срок, но… он позвонил и предложил поужинать. Представляешь, сам Шаворский снизошел до личного приглашения? Я отказала, и вот чем это закончилось…
– Я поняла твои мотивы. Ты проводишь параллели, – обреченно выдохнув, обвела ее невидящим взглядом и отвернулась. Сжав ручку чашки до едва слышного хруста, тихо прошептала: – Он унижал меня, оскорблял, опускал, а потом… я сама пришла к нему и просила разрешения остаться. Его любовь, по меньшей мере, странная. И я не буду больше падать ему под ноги. Если бы он хотел быть со мной – пришел бы сам.
–Тебе и не придется его больше просить, – вмиг переменившись в лице, женщина хитро улыбнулась и, подхватив клатч с барной стойки, подошла ко мне вплотную. Пришлось даже задрать голову, чтобы увидеть ее самодовольное лицо. – Будет достаточно, если ты просто окажешься рядом, и уж поверь, он тебя больше не отпустит. Ведь на данный момент он убеждает себя, что ты салюты пускаешь от радости, мол, ура, Роберт оставил меня наконец в покое!
– Я… не знаю… – немного растерянно проговорила я и отвернулась от женщины, крепко сжав края пижамы.
– Ты даже представить себе не можешь, как сильно он ждет тебя. Он с ума сойдет от счастья, когда свободная от его влияния и приказов Полина Мышка сама придет к нему и скажет, что действительно хочет быть с ним, а не из жалости признается ему в любви, мечтая стать сиделкой у кровати больного, что отчетливо попахивает стокгольмским синдромом.
– Он рассказывает тебе такие личные вещи… – покраснев, я наконец озвучила мысль, которая крутилась у меня в голове почти с самого начала нашего разговора. Было сложно представить, как Роберт пересказывает мои слова Виоле, даже мысль об этом заставила меня смутиться.
– Я просто хороший психолог, Полина. А еще я женщина, которая поступила бы именно так, как ты… В любом случае в девять вечера такси будет ждать тебя около дома. Если в течение двадцати минут ты не появишься, я пойму твой ответ, – не говоря более ни слова, она быстро прошла к выходу и только в проеме между общим залом и коридором развернулась с явной обеспокоенностью: – Я прошу тебя – просто приди. Ты можешь обижаться на него, проклинать, не понимать… Но дай Роберту шанс завоевать твою любовь заново, без жалости к себе, смертельной опасности и доминантного подчинения. Он никогда не скажет этого вслух, но все его нутро считает секунды, пока ты по своей воле вновь войдешь в его реальность и пожелаешь задержаться там добровольно. Ведь на самом деле он не отпускал тебя, а только дал реальный выбор.
Едва я открыла рот, чтобы что-то сказать ей, как захлопнула его обратно. Во-первых, Виола все же развернулась и ушла, а во-вторых, я понятия не имела, что мне делать со всем этим. С одной стороны, идти у нее на поводу казалось высшей степенью маразма – Роберт отчетливо сказал мне "нет", а с другой… Черт, может, его решение и вправду было продиктовано желанием узнать мои истинные чувства, без жалости и навязываний?
Какое-то время я продолжала сидеть в кресле, бездумно пялясь в окно перед собой. Понятия не имею, чего я таким образом пыталась добиться, волшебного решения всех моих проблем, внезапного правильного выбора, или просто стремилась снова погрузиться в прострацию. Тем не менее факт оставался фактом: слова Виолы взволновали меня и внушили сумрачную надежду на… Что? Пока этот вопрос так и оставался для меня подвешенным в воздухе, но думать я могла только о том, что мне делать: ехать ли к Роберту или же остаться дома, тем самым приняв важно решения для себя и… него.
Хотелось бы верить, что Шаворский действительно таким извращенным маневром просто освободил меня от своего подавляющего влияния и теперь ждал, когда я останусь с собой наедине и сделаю правильный выбор. Ведь жизнь с ним всегда будет физически опасна и морально трудна, ведь сколько еще подобных "Privat" может встретиться на его пути?! И тем не менее я всегда была уверена лишь в одном: рядом с этим мужчиной я буду защищена от всех бед, окружена заботой и… любима. Да, черт побери, что бы там между нами не происходило, я знала, что он никогда не будет изменять мне, лгать в глаза и плести недостойные интриги за спиной.
"Чего же ты тогда ждешь, Полина?" – негодующе спросил меня внутренний голос так громко, что слезы с перепугу подступили к глазам, и я зажмурилась, дослушивая его истерический вопль, окутанная темнотой и образами Шаворского при нашей последней встрече: "Ты хотела любви от него – он сказал тебе, что любит! Ты хотела свободы и уединения на какое-то время – он дал тебе и это! Ты хочешь быть счастлива в будущем или кусать локти всю оставшуюся жизнь?! Если ты просто останешься дома, то не смей говорить потом, что судьба была к тебе неблагосклонна! Даже не думай потом жалеть себя и мечтать увидеть Шаворского снова, потому что у тебя была такая возможность!"
– А я не буду! – уже вслух сказала я сама себе и тут же, резко распахнув глаза, вскочила с места, слегка пошатываясь на не ожидавших такого поворота событий ослабших ногах. После этого быстро просеменила в ванную комнату, неубедительно доказывая себе по пути: – Я встречусь с ним, и это совершенно не значит, что я паду Роберту в ноги и стану умолять принять меня. Не дождется! Я просто… посмотрю ему в глаза в последний раз и послушаю, что он скажет. Может, просто вернусь домой и все…
