— Нина, — громко прочитала сыщица и нажала на кнопку.
— Антон, ну как ты? — послышался надменный хрипловатый голос немолодой женщины. — Нашёл?
Юле хватило несколько секунд, чтобы сообразить, кто такая Нина.
— А вы не подскажите, что ваш муж искал? — спокойно спросила журналистка, переведя взгляд на Тельманов, который сжал кулаки и зло смотрел на неё.
Тут же она услышала в трубке короткие гудки.
— Так что же вы здесь делали? — Осипов достал носовой платок и приложил к глазу.
— Я искал коньяк, — тяжело промычал чиновник, — в прошлый раз приходил к другу и оставил. Не пойму, что здесь происходит? — он стал приходить в себя и, почувствовав, что никто не предъявляет ему претензий, осмелевшим голосом закончил. — Или это преступление — прийти к своему давнему другу и выпить по рюмашке после работы? А на меня нападают, как на преступника!
— Так вы в шкафу у Серегина искали свой коньяк? — переспросил Колесников, как будто ничего не произошло.
— Ну конечно! — с некоторой долей возмущения подтвердил Тельманов.
— Значит так, докладываю, — по-военному начал Осипов, — гражданин вошел в помещение, закрыл за собой дверь и полез в шкаф. Оттуда он достал плащ и стал лазить по карманам и ощупывать подкладку.
— Что же за бутылку вы оставили у Серегина? — с иронией проговорил Вениамин, посмотрев на чиновника. — Размером с наперсток?
— Я думаю, что он искал вот этот предмет, — усмехнулся Осипов и достал из кармана запечатанный прозрачный пакет, в котором лежал набор «трубочника».
— Это не мое, — взвизгнул Тельманов, — не имеете права подбрасывать мне улики!
— А с чего вы взяли, что это — «улики»? — Андрей приблизил к своему лицу пакет, рассматривая, будто в первый раз. — Обыкновенная вещь, которая есть у любого человека, курящего трубку.
— Так, почему тогда эта «обыкновенная вещь», — процедил с издевкой Тельманов, — запечатана в пакете?
— Тут два варианта: или она новая, — Осипов посмотрел на Вениамина, — или на ней чьи-то отпечатки.
— И у вас, гражданин Тельманов, тоже два варианта: дать признательные показания и начать сотрудничать со следствием, смягчив себе приговор, или оставаться в «несознанке» и дать возможность нам сначала доказать вашу виновность, а потом усадить на самый продолжительный срок в места, где коньяк не наливают! — жестко произнес Колесников.
На этот раз Антон Эдуардович промолчал. Он не стал, как прежде, куражиться и возмущаться, а обреченно проговорил:
— Когда двадцать три года назад я женился на Нине, я и представить себе не мог, какую я делаю ошибку…
— Наверное, в тот момент вы считали, что поймали судьбу за хвост! Вы стали зятем первого секретаря горкома партии, который потом возглавил обком, — тихо, но отчетливо произнесла Юля, — по нынешним меркам отец Нины был бы губернатором.
Тельманов поправил волосы, провел ладонью по бородке и неожиданно промурлыкал песню Градского:
— Как же хочется порой нам играть чужую роль, чтобы выглядеть прилично и не без дохода. Происходит эта жизнь и в унижении и лжи…
Он вдруг резко замолчал и, глянув на журналистку, проговорил:
— Вы правы, тогда я так думал, — он усмехнулся и покачал головой, — вы, барышня, меня сегодня переиграли. Не ожидал.
— Здесь тесно и душно, — громко сказал Осипов, — да и антракт скоро начнется. Чтобы не привлекать внимание посторонних, давайте поспешим в нашу контору!
Седьмого ноября в стране победившего капитализма по-прежнему отмечали годовщину Великой Октябрьской революции, но уже не так торжественно и помпезно. Юля помнила, как в школьные годы она ходила на демонстрацию. И, несмотря на первые морозы, всем было весело и празднично. И приходили по почте открытки от родственников и знакомых с нарисованными красными гвоздиками и Лениным, сжимающим в кулаке кепку и обращающимся с трибуны ко всем пролетариям.
Сегодня у журналистки Симоновой был рабочий день, но она не спешила на студию. До вечернего эфира масса времени. Расследование не закончено, поэтому она вчера договорилась с Андреем, что он расскажет ей о показаниях Тельманова. Одно дело — её предположения, другое — услышать из первых уст детали нескольких убийств, связанные с «Юной пастушкой». Что убийство было не одно, она была уверена, поэтому с утра посматривала на настенные часы, ожидая звонка.
Наконец, мобильник издал звук, и Юля радостно схватила его, даже не глянув на экран.
— Привет, с праздником тебя, — услышала она голос Виктора.
— Тебя тоже, — разочарованно проговорила Симонова, мысленно придумывая причину, чтобы быстрее закончить разговор.
— Ты на меня обижаешься? — спросил оператор.
— Да нет, что ты, — небрежно ответила Юля.
— Обижаешься, — усмехнулся Николаев, — ты извини, но мы двое суток по району мотались, там сотовый не ловил. Не веришь — спроси у Рыбина!
— Я сейчас занята, — недовольно вздохнула она, не желая слушать какие-то объяснения, — а вести с полей расскажешь своей жене! — и нажала на отбой.
Телефон опять настойчиво зазвенел, журналистка цыкнула, но, услышав в трубке голос Осипова, сразу обрадовалась.
— Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась! — сильно картавя, спародировал он вождя мирового пролетариата.
— Андрюша, я уже устала ждать новостей, — смеясь, ответила она, — но не про революцию.
— Да тебе, как в Смольный, не дозвонишься! — весело проговорил он и, не дав времени для оправданий, сразу предложил, — Поедешь с нами в дом к Тельмановым?
— А вы что, его отпустили? — испуганно спросила сыщица.
— Нет, у нас разговор к его жене.
— Да-да, я запомнила её голос, — она вздохнула и добавила, — хриплый.
— Ну что? Заезжать за тобой?
— Ты ещё спрашиваешь!
— Через полчаса будь готова!
Двухэтажный особняк, к которому подъехали сыщики, представлял собой сложное строение с башенками и красной черепицей на крыше. За коваными воротами лежала широкая дорожка из цветной плитки. Дверь дома открыла полная женщина в переднике и, сдвинув брови, строго сказала:
— Нина Александровна ждет вас в гостиной.
Вениамин Колесников, Андрей и Юлия прошли по коридору, стены которого были расписаны, как в музее, и оказались в большом зале. Всё здесь было пафосно и кричаще: и шторы с золотыми узорами, мягко спадающие на пол, и огромная люстра со сверкающими стразами, и мебель, обтянутая натуральной кожей шоколадного цвета. Среди этого дорогого убранства в кресле сидела дама, сложив руки на пушистом пледе, прикрывающим её нижнюю часть тела. Зная, что жена Тельманова — инвалид, Юля представляла её совсем другой. Нет, Нина Александровна не была с больным и усталым лицом. На гостей смотрела моложавая ухоженная женщина с модной стрижкой и макияжем.
