В его объятиях Джорджетте было тепло и уютно, а обнимавшие ее руки казались необычайно сильными и нежными. Однако же… «Он что, возбужден?» – промелькнуло у девушки в тот момент, когда они крепко прижались друг к другу, соприкасаясь бедрами, и она ощутила животом нечто твердое…
– Простите, – пробормотал Хьюго сквозь зубы и резко отстранился от нее.
– Нет уж, погодите… – Он сказал, что честность – это проявление силы? Что ж, проверим. – Я хочу кое-что узнать, – продолжала Джорджетта. – Скажите, когда вы меня поцеловали на пляже… Вы действительно хотели меня поцеловать – или сделали это лишь из-за того, что я вас поцеловала, то есть из добрых побуждений?
Джорджетта могла бы надеяться на второе, пока не задала этот вопрос, – ей совершенно не хотелось влюбляться в ученого сухаря. Но сейчас, в эти мгновения… Сейчас Хьюго казался совсем другим… Да и сама она вроде бы становилась другой, не такой, какой была еще несколько дней назад. Может быть – желанной? Она не знала ответа на этот вопрос, потому что не спрашивала. Что ж, пришло время узнать правду.
– Я вам уже об этом говорил и еще раз повторю: я никогда не отличался добротой, – проворчал Хьюго и, откашлявшись, добавил: – Плесните на меня этим виски – может, заодно вернете мне рассудок.
– При чем тут рассудок?
Хьюго нахмурился и, казалось, задумался о чем-то, а затем выпалил:
– Хоть вы и твердили, что вам не нужна моя помощь, вы ею пользовались всю дорогу. А я не хочу злоупотреблять своим положением, особенно потому, что поклялся доставить вас к брату в целости и сохранности.
Джорджетта невольно рассмеялась.
– Так вы думаете, я желаю вас из благодарности? Потому что вы наняли кучера в Донкастере и заплатили ему за проезд?
– Что ж… на благодарность не обижаются. – Хьюго немного успокоился. – Но в нашем случае это действительно может оскорбить. А я не хочу, чтобы вы почувствовали себя оскорбленной.
– Лорд Хьюго Старлинг, если вы не отличаетесь особой добротой – хотя мне вы кажетесь очень добрым человеком, – то и я не очень-то благодарная особа. Я сделала то, что хотела. – Джорджетта набрала полную грудь прохладного, благоухавшего винными парами воздуха. – И я хочу пойти дальше, – добавила она решительно.
– Нет-нет, боже сохрани! – помотал головой Хьюго. – Вы же знаете, что я не могу с вами оставаться. Я должен вернуться в Лондон. Мне нужно построить больницу.
– Ваше упрямство погубит нас обоих! – в сердцах воскликнула девушка. – Я не прошу вас оставаться в Нортумберленде, ведь сама не знаю, сколько еще тут пробуду. Я не заглядываю дальше чем на месяц вперед, считая с сегодняшнего дня. Не думаю даже о том, что будет, когда мы выйдем из этого подвала.
– Это редкий талант – не изводить себя множеством планов сразу.
– Наверное, так и есть. – Джорджетта протянула руку и прижала к груди Хьюго. Под ее пальцами гулко билось его сердце, а кожа казалась очень теплой. Она провела ладонью по груди, затем потрогала живот и коснулась пальцами темной полоски волосков, спускавшихся к застежке брюк.
Он вскрикнул и отпрянул, потом схватил бутылку с виски и плеснул на свою рану, тотчас застонав от боли. Поставив бутыль обратно на бочку, пробормотал:
– Вот так, дело сделано. Теперь я весь к вашим услугам.
Если бы! Ах если бы она заглянула на месяц вперед, то прошедшая неделя, наверное, показалась бы ей самым лучшим временем в жизни.
– Итак… – произнесла Джорджетта, подошла вплотную к Хьюго и, коснувшись его плеча кончиком языка, тут же ощутила жгучий вкус виски.
Глухо застонав, Хьюго с силой сжал ее плечи и пробормотал:
– Знаете что… – Он вдруг прижал ее спиной к ближайшей винной полке. – Держитесь крепче, Джорджетта.
Весьма озадаченная его действиями, девушка ухватилась за столб, поддерживавший полки.
– Можно мне… – Хьюго протянул к ней руки, и Джорджетта утвердительно кивнула, отчаянно желая, чтобы он не ограничился одними только прикосновениями.
Хьюго же, чуть помедлив, принялся исследовать плавные изгибы ее тела. Он старался прикасаться к ней так, чтобы и ей нравилось. Разве испытывала она когда-нибудь подобные ласки? И разве мог кто-нибудь сравниться с ним в этом? Уж точно не те мальчики, которых она когда-то целовала.
Женщину часто хватают грубо – будто она помеха, которую надо устранить, – или же, напротив, так робко, как будто она стеклянная. А вот Хьюго прикасался к этой девушке с неким благоговением, которое временами казалось маской едва сдерживаемой ярости. Когда же он принялся ласкать ее высокие груди, Джорджетту словно пронзило сладостной молнией; ноги сделались ватными, так что ей пришлось крепко к нему прижаться, чтобы не упасть, и ладонь его раненой руки в тот же миг легла ей на бедро. Теперь она снова почувствовала, что он был возбужден, и его возбуждение мгновенно передалось ей. Джорджетта с тихим стоном раздвинула ноги, истекая влагой желания и невольно содрогаясь. Услышав звон бутылок на полке у себя за спиной, она в испуге прошептала:
– Нам лучше перейти в другое место, или я разобью вот это… – Обернувшись, Джорджетта увидела табличку с надписью: «Бренди урожая 1795 года». – О господи, этому напитку больше лет, чем мне. Не сомневаюсь, что сэр Фредерик заплатил за него целое состояние.
– Тогда давайте присядем на его знаменитую мадеру.
Хьюго взял Джорджетту за руку и подвел к шеренге огромных бочек, выстроившихся вдоль противоположной стены. Ловко подхватив девушку, он усадил ее на самую большую из них. Эта бочка, явно старинная и в поперечнике превышавшая собственную высоту, вмещала полтонны отличного вина. И теперь Джорджетта сидела на этой бочке – совершенно хмельная, хотя не выпила ни капли.
– Признаю, что все это исключительно неприлично, – со вздохом заметил Хьюго. – Должен признать…
– Я тоже признаю, что это неприлично, но мне плевать. – Джорджетта прислонилась спиной к каменной стене. – Что мы выиграли от благопристойности?
– Хороший вопрос. Спасибо, что спросили. – Хьюго присел перед Джорджеттой. – Может быть, проверим, что мы выиграем от непристойности? Будьте добры, поднимите юбку.
Прикусив губу, Джорджетта чуть подтянула вверх бледно-голубую ткань, открывая щиколотки.
– Повыше.
Теперь появились икры девушки.
– Еще выше.
Юбка приподнялась до самых коленей, но Хьюго, наклонив голову и едва не касаясь губами чулок Джорджетты, прошептал:
– Выше, дорогая.
Дрожащими руками она подтянула юбку еще выше, открывая подвязки. Хьюго судорожно сглотнул, содрогнувшись всем телом, и провел пальцами по одной из подвязок, коснувшись обнаженной кожи.
– Дальше, – потребовала Джорджетта.
Хьюго медленно поднял голову и тихо произнес:
– Дорогая, вы погубите нас обоих. – В тот же миг его лицо озарилось улыбкой, и он добавил: – Но это будет сладостная смерть.
