К озеру они вышли неожиданно: тропинка сделала поворот, и перед их взором раскинулось озеро. Оно было большое, овальное, будто кто-то ровно очертил его форму. Блестела ровная гладь воды, в ней отражались небо и все окружающие водную чашу деревья. По берегам росли белые крупные лилии.
— Это мое любимое место, — сказал Феликс. — Сюда часто прилетают утки, дно здесь песчаное. А еще, когда мне очень одиноко и плохо, я прихожу сюда, купаюсь, и мне всегда становится хорошо.
— Но ты такой маленький. Как же тебя отпускают без присмотра?
— Я не маленький, я знаю больше, чем любой человек, которому исполнилось тридцать.
— Скажи, ты получил свою гениальность из-за лекарств?
— Видимо, да. Я читал, каким должен быть ребенок в моем возрасте. Я, конечно, не жалуюсь, но, наверное, у каждого должно быть детство. А мне неинтересно играть с игрушками.
— В наше время дети, в основном, сидят в компьютерах или телефонах, даже такие маленькие, как ты.
— Я считаю, это разрушает их мозг. Я предпочитаю читать классику и научно-популярную литературу.
— И кто твой любимый писатель?
— Достоевский. Именно он передает всю красоту человеческой души. Изображает муки и радости духовного возрождения человека, определяет важнейшие условия нравственного возрождения.
— Это и мой любимый писатель… — произнесла задумчиво Настя.
Слышать такое из уст четырехлетнего ребенка было, по меньшей мере, страшно. Настя попросила мальчика отвернуться, сбросила с себя одежду и вошла в воду. Вода была холодной, почти ледяной, но Настя сделала шаг, другой, потом поплыла. Вскоре вода показалась ей не такой уж и холодной.
«Что этот подонок сделал с ребенком? Как Миша мог доверить его такому монстру? Разве не знал, что его сын находится в лаборатории и над ним ставят эксперименты? Возможно, Сергей прав, я совсем не знала своего мужа и постоянно идеализировала его. Что будет с мальчиком дальше? У него нет детства, а детство, как говорят психологи, самая важная часть жизни человека. Я обязана помочь ребенку, я могу ему дать хотя бы немного материнского тепла».
Она отплыла достаточно далеко от берега, ребенок превратился в маленькую точку. Прохладная вода прочистила мозги и успокоила нервы. У нее появилось чувство, будто теперь она может изменить свою жизнь. Станет хорошей мамой для мальчика. Будет играть с ним, проводить с ним все свое свободное время. Сделает так, чтобы он полюбил игры. И перестанет горевать по Мише. И работать у Сергея прекратит. Сергей не станет возражать, если она поселится здесь вместе с ребенком, хотя бы на время.
— Ну, что, отошла? — спросил за ужином Сергей. — Предательство — вещь тяжелая.
— Да, Сережа, отошла. Разве можно обижаться на покойника? Мишу не вернуть, и спросить я у него ничего не могу. Наверное, были веские причины, чтобы так поступить. Он был очень добрым человеком и никогда не мог отказывать людям.
— Думаешь, он не смог отказать проститутке?
— Сереж, зачем ты говоришь об этом, мне очень больно.
— Я понимаю, но жизнь продолжается. Так?
— Да, к сожалению, уже ничего не изменишь. Мишу не вернешь, надо жить дальше.
— Ты подумала над моим предложением?
— Я хочу уволиться с работы и поселиться здесь, на время.
— Ты хочешь поселиться в моем доме?
— Ну, ты же здесь бываешь редко…
— Могу часто бывать. Я так понимаю, это пока не согласие на наш брак?
— Я не хочу спешить, — ответила уклончиво Настя. — Мне надо поближе узнать ребенка. Я действительно хочу дать ему немного тепла и материнской заботы.
— Мне кажется, Феликс в этом не нуждается. Он совсем уже не ребенок.
— В четыре года? Это только кажется. На самом деле он такой же ребенок, как и все дети, только с очень развитым мозгом. Сережа, а кто по документам отец ребенка?
— Никто. Его не существует.
— Не понимаю, — Настя растерянно взглянула на Сергея. — Как такое может быть?
— Его мать не состояла ни на каком учете. Рожала пацана дома. Мишка не хотел его, уговаривал сделать аборт, но она не послушалась. Вот и поплатилась.
— Мне кажется, Миша, увидев ребенка, сразу бы его полюбил и не оставил.
— В том-то и дело, что он ни разу не видел его.
— Но он ведь жил первое время в вашей лаборатории?
— Там живет много людей, но Мишка никогда не любил ходить в отсек, где жили пациенты.
— Но, Сережа, надо как-то оформить ребенка. Получить свидетельство о рождении.
— И что ты скажешь властям, когда тебя спросят, где ты его взяла?
— Ну, я не знаю… Нужно что-то придумать. Выход должен быть.
— Я считаю, надо оставить все как есть. Такие дети едва доживают до десяти. Они выгорают очень рано.
— О господи… Но это означает, что ты искалечил ребенка, поставив над ним эксперименты?
— А ты считаешь, его надо было сдать в дом малютки и со временем получить преступника?
— Почему преступника? Не все детдомовцы становятся преступниками. Если бы Миша рассказал о нем сразу, я бы простила его, и у нас был бы этот мальчик…
— Даже так? Ты готова простить ему такое предательство?!
— Ради ребенка — да. Он в чем виноват?
Настя смотрела на Сергея и видела, что тот еле сдерживает гнев.
«Что я наделала?! Нельзя было обвинять его. Он очень опасен».
— Знаешь, я думаю, ты прав, — она судорожно сглотнула. — Но если у Феликса мало времени, пусть он проживет эту коротенькую жизнь счастливо.
Сергей расплылся в улыбке.
— Самое прекрасное твое качество, Настя, твой ум. Вот за это я люблю тебя больше всего.
Дверь распахнулась, и Феликс вошел на кухню.
— Дядя Сережа, вы позволите мне налить молока?
— Конечно. Я хочу сообщить, что Настя будет теперь жить с тобой.
Мальчик заулыбался, подошел к Насте и обнял ее.
— Спасибо тебе.
На глазаху Насти выступили слезы. Она смахнула их, посадила ребенка к себе на колени.
Мальчик доверчиво прижался к ней.
— А можно я буду называть тебя мамой?
— Конечно, малыш. Я собираюсь стать для тебя хорошей мамой. В понедельник я с дядей Сережей вернусь в Москву, заберу свои вещи и куплю тебе игрушки. Договорились? А сейчас поздно. Давай, налью тебе молока, и ты пойдешь спать.
Настя подошла к холодильнику, налила в кружку молоко, протянув Феликсу.
— Спокойной ночи, малыш. Я еще зайду к тебе, иди, ложись.
Мальчик покинул кухню. Сергей усмехнулся.
