— Хочешь сказать, у Миши была женщина? Примерно в это время мы стали делать детей в пробирке, и если бы у нас получилось, то теперь у нас был бы ребенок его возраста.
— Да, у Миши была женщина. И он ее очень любил. Миша оставил ребенка на мое попечение. Мы договорились, чтобы ты ничего не знала. Но сейчас хранить это втайне от тебя нет смысла. Я обожаю этот дом и, в общем-то, люблю своего племянника.
— Где его мать?
— Умерла при родах.
— Разве такое бывает в наше время?
— Как видишь, бывает. Бедная женщина не могла пережить предательство Михаила. Я думаю, причина в этом…
Настя ощущала себя как в тумане.
«Миша не мог меня обманывать, не мог. Но этот ребенок»…
Она видела, как торжествовал Сергей, наблюдая ее страдания. У него все было написано на лице.
— Мне всегда не нравилось, когда ты идеализировала моего брата. Ты плохо его знала…
— Сережа, прошу тебя, давай не будем вспоминать Мишу и, тем более, делать из него злодея. Да, возможно, он мне изменил, но я уверена, это получилось случайно. Может быть, неосознанно.
— Ну, да, — Сергей захохотал. — Сделал бабе ребенка и не заметил. Кстати, Феликс не обычный ребенок, он обладает сверхспособностями. Бегло читает, знает три языка, английский, испанский и немецкий. Понимает язык животных. Ну, ты знаешь, от такого папаши могло родиться только уникальное дитя.
Насте стало трудно дышать.
— Я не верю тебе, Сережа, — чуть слышно произнесла она. — Это, скорей всего, твой ребенок, он же мог родиться похожим на твоего брата.
— Я знал, что ты не поверишь мне, поэтому приготовил тебе тест ДНК, вот он.
Сергей подошел к комоду, достал лист бумаги и протянул Насте. Там было написано: «Вероятность отцовства Кушмирова Михаила Анатольевича — 99,9 процентов».
— Авоттест на меня: вероятность отцовства исключается. Я сделал эти тесты, когда пацан еще только родился — сомневался, что Мишка его отец. Уж очень хорошо он притворялся с тобой. И вот, как видишь, пригодилось.
— Ты знал эту женщину?
Он пожал плечами.
— Не так близко, как тебя, но одно могу сказать: это была женщина легкого поведения. Скорее всего, позарилась на Мишкины миллионы.
— Сережа, мне надо побыть одной.
— Хорошо, сейчас мы пройдем в твою комнату. Я хочу, Настя, сделать тебе предложение: выходи за меня замуж. Мы будем жить одной семьей: я, ты и Феликс. Мальчику нужна полная семья, особенно мать. Только, пожалуйста, не делай подсадку, мы с тобой родим своего ребенка. Что скажешь?
Настя опустила голову и ничего не ответила.
— Ладно, я понимаю, тебе надо все это переварить, и не тороплю. Буду ждать столько, сколько скажешь.
— Мне душно, Сережа, я к речке пойду, на воздух. Мне что-то нехорошо, — пробормотала Настя и выскочила из дома.
Настя прибежала к пирсу запыхавшись, села прямо на доски и опустила ноги в воду. Все плыло перед глазами. Ожидая, пока дыхание придет в норму, она вытерла набежавшие на глаза слезы. А потом разрыдалась в голос, по-бабьи, оплакивая свою несчастную женскую судьбу. Измена Миши — тот самый удар под дых, который перенести невозможно. Как красиво он притворялся! Казалось, сердце вот-вот разорвется.
Михаил постоянно говорил о честности. Нестерпимая боль жгла ей сердце. Настя всматривалась в воду, которая морщилась серой рябью, потом начала смотреть на небо, на бегущие по нему облака, которые вдруг заплясали у нее перед глазами. Она смотрела на небо до тех пор, пока оно не успокоилось. Солнце светило, облака перестали прыгать, и ей становилось лучше. Настя огляделась.
Рядом ссорились две курицы из-за червяка. День был жаркий. Ветерок с реки оказался настолько теплым, что ни о какой свежести не было и речи. К ней неслышно подошел Феликс и сел рядом.
— Тетя, ты очень расстроились из-за меня? Тебе, наверное, не хотелось, чтобы я родился?
— Малыш, ты прости мою реакцию, я не хотела тебя обидеть.
— Знаю, поэтому я здесь. Хочу понять, чем я могу тебе помочь?
— Тебе сколько лет?
— Недавно исполнилось четыре с половиной.
— Недавно?
— Да, месяц назад.
Настя быстро сделала подсчет, и на глаза опять набежали слезы. Все верно, этот ребенок был зачат, когда они с Мишей делали подсадку. А в это время Миша сделал ребенка на стороне.
— А что такое подсадка? — малыш во все глаза смотрел на Настю.
— Я что, это сказала вслух? — Настя испугалась.
— Нет, про себя. Вы только дяде Сереже не говорите, что я так умею. Он замучил меня экспериментами. Два раза в месяц в меня вливают капельницу. Я потом неделю не могу спать. Тетя, обнимите меня!
Настя неловко обняла мальчика и прижала к себе. И вдруг у нее внутри появилось новое чувство… чувство всепоглощающей любви и нежности к этому ребенку.
Мальчик всхлипнул почти по-детски.
— У меня никогда не было мамы. Ты станешь моей мамой?
— Мальчик мой, я больше никогда не оставлю тебя. Да, я очень хочу быть тебе мамой.
— Дядя Сережа — плохой человек. Нам не надо с ним жить.
— Почему ты думаешь, что он плохой?
— Там, в его лаборатории, много людей. Они не знают, что он с ними делает, а я знаю. Я прожил там три года, и все видел. Я не хочу больше туда ездить, не хочу.
— Обещаю поговорить с ним и попрошу тебя больше не трогать.
— И спать меня сегодня положишь?
— Вот это обещать не могу. Если только Сергей разрешит. Я боюсь его, — честно призналась Настя. — Будет лучше, если он не увидит наших чувств. Я вернусь сюда в понедельник. Сергея не будет. Вот тогда обещаю почитать тебе на ночь сказку.
— Мне сказки неинтересны, — фыркнул Феликс. — Лучше купи Толстого, «Война и мир». Давно мечтаю прочесть эту книгу. Пошли со мной, покажу тебе наш лес, он лучше любой сказки. Он поможет тебе, я знаю.
Мальчик повел Настю самой короткой, знакомой ему дорогой. И через несколько минут они очутились в лесу. Лес уже успел спрятать под свежей зеленью прошлогоднюю листву, и поэтому стоял чистый, нарядный. Земля, напитанная водой после зимы, щедро отдавала ему свои соки. Всё живое вокруг спешило обзавестись парой, поэтому шум от криков птиц стоял невообразимый. Где-то далеко, перебивая птичий гвалт, пел первый соловей. А рядом с ними свистал свою песню чёрный дрозд.
— Правда, здесь красиво? — спросил у Насти Феликс.
— Очень красиво.
— Пойдем к озеру. Если не боишься холодной воды, сможешь искупаться.
— Но у меня нет купальника, — растерялась Настя.
— Так в лесу никого нет, — засмеялся мальчик. — А я отвернусь.
