– Санта…
– Любимый, ты же всегда был добр к Рейчел и ко мне. Твоя щедрость и понимание не знают границ. Прошу тебя, Филипп, позволь мне немного ещё задержаться, – молю я.
Молчит, это значит, что обдумывает ответ, и сейчас самое время сделать точный удар, чтобы повернуть ситуацию в свою сторону. Идея, которая приходит совершенно внезапно, кажется мне идеальной для такого случая, но для начала я должна узнать о прошлом.
– Я хотела тебя спросить кое о чём. Помнишь ту ночь, когда я подарила тебе свою девственность? – Вкрадчиво интересуюсь я.
– Конечно, любимая. Это одно из самых ярких воспоминаний для меня. В ту ночь я сделал тебе предложение, и ты решила соблазнить меня, – мягко отвечает муж.
Но я помню всё не так.
– Да, на мне был комплект, который ты купил мне в Милане. Я больше его не надевала.
– Он был испачкан, и ты решила, что он не подлежит чистке. Ты выбросила его.
Нет, он был разодран, и да, испачкан. Но я не выбрасываю вещи, никогда этого не делала. И если одежда не подлежит чистке, то я всегда отдавала её в фонд помощи. Даже если это и нелепо, но Филипп не знал об этом. Выходит, та ночь не была сном, а воспоминанием.
– А к чему эти вопросы, Санта? – Напряжённо произносит Филипп.
– К тому, что я этой ночью вспоминала о тебе и о том, как ты всегда был ласков со мной. Я соскучилась, и во мне родилось одно безумное желание, – медленно отвечаю ему.
– Какое?
– Давай, обдумаем усыновление.
Да, это очень несвоевременно, но это единственный способ увести его от подозрений, что я вспомнила, каким чудовищем оказался принц.
– Усыновление?
– Да. У нас есть идеальный дом, идеальная семья, и нам не хватает малыша.
– Я не желаю усыновлять ублюдков, Санта, – шипит Филипп.
– Ох, прости… я… мне так жаль, что мы не можем завести нашего, – имитирую слёзы, всхлипывая и грустно вздыхая.
– Можем. Недавно я сдавал сперму для анализа, не хотел говорить тебе раньше. Но меня уверили, что искусственное оплодотворение может нам помочь, – шокирует меня. Ведь я рассчитывала на другое, на ответ «нет». На сожаление, надавить на его жалость и закрыть тему. Но не на это. Я никогда не позволю создать в своём теле очередного урода, вроде Филиппа.
– Правда? – Шепчу я.
– Да, ты рада? Наша мечта осуществится. И раз ты завела разговор, то, как только вернёшься, мы займёмся этим, и уже к третьей годовщине нас будет трое.
– Очень… очень рада.
– Хорошо, любимая, я разрешаю тебе ещё немного побыть с Рейчел. Неделю. Видимо, Ирландия хорошо влияет на тебя, мне нравится то, как ты начала думать. Можешь подбирать имя нашему сыну, а я пока займусь детской и запишу нас на приём после моего юбилея.
– Прекрасно, – сухо отвечаю ему.
– И да, я отослал тебе сегодня то, что ты забыла.
– Что?
– Не следует это говорить по телефону, поэтому в коробке найдёшь записку и инструкции.
– Хорошо. Спасибо.
– И в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас, Санта. Я люблю тебя и с нетерпением жду дома. Я позвоню тебе на днях. Пока.
– Пока, – одними губами произношу, когда в трубке раздаются гудки.
Вот вновь напоминание о том, что я никогда не буду свободной и живой одновременно. Он подозревает что-то, а возможно, и нет. Не знаю. Всё с каждым днём становится запутанней, теперь ещё ребёнок. Я надеюсь, мой организм отвергнет плод, который уже ненавижу. Нет, я не против детей, но не от Филиппа. Никогда их не будет от Филиппа. И как бесплодный мужчина может быть годен для этого? Тоже ложь? Но зачем?
Такой и находит меня Рейчел, стоящей с пищащей трубкой в руках, зевая и ловя мой взгляд.
– Кто это был? – Спрашивает она.
– Филипп, – кладу трубку на рычаг и направляюсь в кухню.
– Что хочет?
– Он сказал нашему отцу, что я здесь.
– Боже, вот ублюдок.
– Он требовал вернуться, но я оттянула время.
– Хорошо. И что ещё?
– В горе и в радости, пока смерть не разлучит нас, – передразниваю голос мужа и имитирую рвотный рефлекс.
– А от этих слов мне теперь как-то не по себе, – отзываясь, сестра ставит на плиту чайник.
– Я никогда не буду свободной. Никогда. И Реду должна ответить «нет». Должна, – вздыхая, падаю на стул и ловлю озадаченный взгляд сестры.
– Кто такой Ред?
– Это тот мужчина, который звонил мне. Я вчера встречалась с ним, – выдавливаю из себя.
– Оу, и я это пропустила. Чёрт, мне следовало уйти вместе с тобой. Что он сделал? Как… боже, хочу всё знать, – тараторит она и садится напротив меня за стол.
– Он сделал многое, но ничего против моей воли. Я позволила… и теперь, чёрт, Рейчел, – кладу прохладные ладони на горящие щёки.
– Ты… ты переспала с ним? Ты наставила рога этому уроду Филиппу? Я отмечу этот день в календаре красным! – Смеясь, визжит сестра.
– Нет, прошу, успокойся. Я вела себя, как больная идиотка. Кричала, дралась, употребляла ругательства, плакала и ещё…
– Ещё?
– Он поцеловал меня, и такого наслаждения я ни разу не испытывала. Всё было так странно, темно, сначала стекло, за которым двух людей поглотила страсть. А затем… даже не помню, как так оказалось, но его руки, очень тёплые, и я вычеркнула второй пункт, – шепчу я, постоянно покрываясь краской от воспоминаний.
Поднимаю голову на сестру, сидящую с открытым ртом.
– И теперь я не знаю, что делать, – добавляю я.
– Что делать? Что делать?! – Повышая голос, Рейчел поднимается со стула. – Послать Филиппа искать золото лепрекона и трахнуть Реда! Что делать! Радоваться, чёрт, радоваться, что он лизал тебя и…
– Рейчел!
– Правда же, как он это делал? Какой он?
– Не знаю, и он не лизал. Он использовал пальцы, – смущённо поправляю её.
– Тоже неплохо, я даже живым пальцем была бы рада. А то резина уже задолбала, – пожимает плечами сестра, выключая огонь на плите.
– Рейчел, – с укором произношу я.
– Он красивый? Сколько ему лет?
– Темно было. Правда, полностью была темнота, и он… да я была заперта с ним в этой комнате, а его слова, он всегда спокоен, умиротворён и даже ласков. Порой груб и силён, но это только зажигало адреналин, а потом нежен, позволяющий мне плакать и испытать первый в своей жизни оргазм. Это ужасно. Я никогда и ни с кем так не вела себя. А он словно срывает с меня оболочку, чтобы увидеть меня без защитного кокона. Я…
Не успеваю договорить, как в дверь раздаётся звонок, от которого мы обе вздрагиваем.
