Книга Она смеется, как мать, страница 96. Автор книги Карл Циммер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Она смеется, как мать»

Cтраница 96

Он его так и не получил. Когда Гальтон в возрасте 18 лет отправился в Кембридж, отец полностью обустроил его тамошнее жилье, предоставив все, что нужно молодому джентльмену в университете, – от серебряных чайных ложек до регулярно пополняемых запасов вина. Над камином Фрэнсис повесил перекрещенные шпаги и пистолеты. В маленькой комнате рядом со спальней жили трое его слуг. Обустроившись, Гальтон приступил к изучению математики, мечтая сдать экзамен на степень бакалавра с отличием. Чтобы лучше сосредоточиваться, он купил замысловатое устройство «Побудитель смекалки», из которого на голову капала вода; слуга должен был пополнять его каждые 15 минут. Кроме того, он нанял репетитора, имевшего репутацию блестящего преподавателя математики.

Несмотря на все затраты и обеты, Гальтон получил на экзамене после первого курса только третью степень, некий эквивалент оценки «удовлетворительно» для джентльменов. Желая повысить результат, Фрэнсис нанял еще лучшего учителя по математике, который сопровождал его с четырьмя однокурсниками на «встречу для совместного чтения» в Озерном краю. Но когда пришло время первого экзамена – «Литтл Гоу» [648] – по избранному предмету, Гальтон сдал его только на вторую степень.

В письме отцу Гальтон хвастливо объяснял свою оценку тем, что «приступил к Литтл Гоу, не выучив и половины необходимого, но вышел сухим из воды». По правде говоря, он был разочарован – ведь его друзья, которые учились у тех же преподавателей, бывали на тех же встречах для совместного чтения, получили высшую степень. Один из учителей Гальтона убеждал его отказаться от детских надежд – тому следовало бы просто закончить Кембридж и получить диплом без отличия, как поступало большинство студентов.

Гальтон не соглашался. Диплом без отличия годился разве что для посредственностей. Вместо этого он нанял нового математика и отправился в Шотландию на еще одну встречу для совместного чтения. Умственное и эмоциональное перенапряжение от такого обучения привело к нервному срыву. Позже Фрэнсис писал: «Было ощущение, что в моей голове вращаются мельничные жернова» [649]. Вспоминая кризис, который пережил осенью 1842 г., Гальтон пришел к выводу, что слишком нагрузил свой мозг. «Как будто я пытался заставить паровой двигатель выполнять работу бóльшую, чем та, для которой он был сконструирован».

Гальтон еще несколько месяцев сохранял хорошую мину при плохой игре. У одного из своих преподавателей он вытребовал документ, позволивший ему отложить на год выпускной экзамен. Он отвлекал себя от приступов учащенного сердцебиения и головокружения вечеринками с возлияниями, а также поэзией и хоккеем на траве. Но все это было лишь прикрытием, которое рухнуло, когда внезапно умер его отец. Гальтон покинул Кембридж с дипломом без отличия и унаследованным отцовским состоянием. Он оказался посредственностью – зато неслыханно богатой.

Неудача Гальтона в Кембридже навсегда оставила в нем чувство неуверенности в собственном научном статусе и стремление блаженствовать в лучах чужой гениальности. Позже он с благодарностью вспоминал годы обучения в Кембридже, где проводил время «с величайшими умами того времени» [650].

Их высокий интеллект, возможно, как раз и явился причиной гальтоновской одержимости темой наследственности [651]. Он был поражен «многими очевидными проявлениями наследственности у кембриджских студентов, учившихся в университете в мое время». Студенты, которые получали в Кембридже дипломы с высшей степенью отличия, встречались крайне редко, и при этом у них, как правило, был отец, брат или какой-то другой родственник мужского пола, который также оказывался отмечен высшим отличием. Гальтон не считал это совпадением. В последующие годы его допущение переросло в горячую убежденность. В уже упоминавшейся книге «Наследственность таланта», вышедшей в1869 г., об интеллекте он писал, что эти «природные способности человека являются у него путем унаследования при таких же точно ограничениях, как и внешняя форма и физические признаки во всем органическом мире [652]» [653].

По мнению Гальтона, интеллект, как и рост, имел настолько глубокие биологические корни, что его можно было унаследовать. Чтобы убедить в этом своих читателей, ему нужен был способ измерить интеллект у родственников. Однако в 1860-х гг. никто не знал такого способа. С целью оценивания интеллекта с хотя бы очень грубым приближением Гальтон раздобыл отметки 73 мальчиков, которые прошли вступительное испытание в Королевскую военную академию в Сандхерсте.

Он с радостью обнаружил, что распределение отметок примерно соответствует колоколообразной кривой – как и выявленное им распределение роста. У большинства мальчиков отметки были среднего уровня, при этом линия снижалась в обоих направлениях: слабоумия и таланта, как называл их Гальтон. Он любовно возился с результатами студентов Кембриджа, которые получили диплом по математике, составляя таблицу, из которой было видно, что чем выше достижение, тем меньше студентов его добивались. При этом Гальтон считал, что кембриджцы, получившие по математике диплом с отличием даже при наиболее низких возможных для этого оценках, просто гениальны по сравнению с обычными англичанами. Он заявлял, что «средний уровень понимания даже так называемой просвещенной публики, если его подвергнуть строгой проверке, окажется низким до смешного» [654]. Он никогда не упоминал о своем месте среди этого разнообразия выпускников Кембриджа.

Затем Гальтон собрал доказательства наследуемости. Следуя исключительно внутреннему чутью, он изучил родословные своих блестящих товарищей по учебе в Кембридже и построил схему наследования ума. По мнению Гальтона, его данные свидетельствовали о том, что у студентов с высокими оценками были такие же успевающие родственники. Он искал в истории и другие убедительные примеры – среди руководителей, ученых и композиторов он нашел их в общей сложности более тысячи. Женщин исследователь, как правило, в этом качестве не рассматривал.

Гальтон продолжал интересоваться ростом и интеллектом. У приходящих тысячами в его антропометрическую лабораторию посетителей он измерял не только рост, но и окружность головы, а также проверял скорость реакции. Он считал, что две последние характеристики связаны с интеллектом.

Однако, когда Гальтон создавал евгенику, росту и интеллекту в его мыслях отводилась абсолютно разная роль. В своих фантазиях о наследственности он мечтал размножать разум. Он представлял себе нацию гениев, а не гигантов.

__________

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация