– Безгрешен был Захарий, – ответил Степан. – Потому и передал душу Господу, тело – миру, а Слово – мне. Помнишь, брат Маврей, как архангел Рафаил исцелил слепого при помощи желчного пузыря, взятого у рыбы, а злого духа изгнал, когда воскурил сердце и печень? Вот так и я принес прозрение и покой общине. Оцените ли это?
Брат Маврей молчал, все так же глядел под ноги. Его била дрожь, пальцы сминали скрученный мешок. Степан подошел, мягко положил ладонь на плечо мужчины, заглянул в глаза.
– Неисповедимы пути праведников, – мягко произнес он. – Не все выглядит тем, чем кажется на первый взгляд. Отринь страх, брат Маврей. Будь смел и безгрешен. И выполни волю старца Захария, как он исполнил свое предназначение и вылечил твою дочь.
Маврей сглотнул.
– Ладно! – ответил гулко, как в бочку, и эхо разнеслось под сводами церкви: «ада-а…». Маврей икнул, обвел мертвым взглядом черные стены, и повторил уже тише: – Ладно. Исполним последнюю волю. Только ты, Степан, помни, кто помогал! Слышишь?
– Слышу, – усмехнулся Черных. – На тебя одного и полагаюсь, что поджог устроить, что тело схоронить. Не оставлю.
Взяв из рук Маврея мешок, пошел к телу, подсвечивая путь зажигалкой. Доски скрипели под ногами, будто старец охал, похрустывая больными суставами. Потерпи, Захарий, недолго тебе осталось.
– Помогай! – зло сверкнул глазами Степан и ухватил старца под руки. – А ну! Взяли!
Маврей, отворачиваясь и кашляя, подхватил костяные ноги. Старец скользнул в мешковину как в кокон, сверху его накрыли еще одним мешком, замотали накрепко веревкой.
– А ты не морщись, брат, – напутствовал Степан. – Не бойся руки-то запачкать. Этими самыми руками взятки брал, так теперь смывай грех сребролюбия. Очисти тело и душу.
Пыхтя, они вынесли мертвеца на воздух. Край неба заалел, прихваченный рассветным пожаром, туман стал плотнее и ниже. Шли в нем, как в топленом молоке. Трещали под ногами ветки, с набрякших влагой ветвей падали капли. Степан то и дело по-собачьи встряхивал лохматой гривой и морщился от нестерпимого трупного духа. Над ухом жужжала и жужжала настырная муха, то присаживаясь на мокрый висок, то снова взмывая в воздух, но, сделав круг, возвращалась снова.
Наконец, вышли к обрыву.
– Найди булыжник побольше, – велел Степан, а сам опустился на траву, поджав ноги и вытирая вспотевший лоб. Внизу бурлила Полонь, здесь она становилась шире, а течение быстрее. У берегов выступали мокрые валуны, покрытые осклизлыми водорослями. Назойливая муха села на мешковину и поползла, поблескивая зеленоватым брюшком. Степан хотел прихлопнуть ее ладонью, но передумал. Лишний раз прикасаться к покойнику не хотелось. Отработал свое Захарий, чудесам его пришел конец, а концы, как известно, нужно прятать в воду.
Камень нашелся подходящий. Оставшийся кусок веревки обвязали вокруг него, хорошенько закрепили.
– Тяжеленько придется, – отдуваясь, проговорил Маврей.
– Кто говорил, что будет легко, – рассеянно ответил Степан и подхватил куль. – Давай, не тяни! На счет три бросаем. Раз, два!
– Три! – выдохнул Маврей.
Куль полетел, утаскиваемый камнем, веером разлетелись брызги, кроваво блеснули в рассветном солнце. Степан неосознанно вытер ладони о спецовку и замер, почувствовав на себе пристальный взгляд. Волосы на шее тут же поднялись дыбом, желудок скрутило от страха.
«Мы не одни! – щелкнуло в мозгу. – Кто-то увидел нас. Кто-то…»
Он быстро обернулся и разглядел внизу, на камнях, силуэт, показавшийся плоским и черным на фоне светлеющего неба. Фигура дрогнула, изменила положение и превратилась в Кирюху Рудакова. Рот приоткрыт, глаза вытаращены как стеклянные шарики, в руке – мокрая сетка раколовки.
– Ля-гу-шонок! – медленно по слогам выдавил Степан.
Мальчишка будто услышал его, встрепенулся и, высоко задирая колени, понесся по скольким камням.
– Держи гаденыша! – придушенно прорычал Степан и бросился вдоль обрыва. Гнев ударил, будто в набат, так, что загудела отяжелевшая голова. – Держи! Уйдет!
Маврей грузно спрыгнул на валуны. Мальчишка поднажал сильнее.
– Поганец! Стой!
Степан подобрал камень и швырнул наугад. Кирюха покачнулся, будто от толчка в спину. Раколовка плюхнулась в воду, мазнув по воздуху серым хвостиком веревки. Мальчишка взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но резиновые подошвы уже поехали по камням. Вскрикнув, соскользнул в воду.
– Ушел, зараза! – со злостью крикнул Маврей.
Степан остановился, отдуваясь и прижимая ладонь к покалывающему боку. Мышцы сводило от напряжения, перед глазами вились черные мушки, и мир плясал, то проваливаясь в пепельную серость, как река и тайга на противоположном берегу, то вспыхивая заревом, как небо на горизонте.
– Не… уйдет, – ответил Степан и указал на воду. – Гляди.
На фоне темной воды показалась и поплавком запрыгала голова. Кирюха боролся с течением, пытаясь выгрести к берегу, но его все дальше относило к стремнине.
– Выплывет! Как пить дать! – нервно пролаял Маврей.
– Посмотрим, – Степан сощурился и, нагнувшись, поднял с дороги камень. – Господь наказывает грешных, а безгрешных милует. Так ли, брат Маврей?
– Так, батюшка, – пугливо отозвался тот.
– А мы, Рыбари Господни, – продолжил Степан, подбрасывая камень в ладони, – разве не исполняем Божии заповеди? Не живем во смирении и святости?
– Живем…
– Так если мы святы и безгрешны, не можем ли карать грешников по своему усмотрению? Как говорил Господь: кто без греха? Пусть первый бросит камень! И вот, бросаю…
Черных размахнулся. Камень просвистел над обрывом, плюхнулся, чуть-чуть не долетев до барахтающегося Кирюхи. Мокрая голова на миг скрылась под водой, потом вынырнула, закачалась поплавком.
– Бросай, Маврей! – проревел Степан. – Не медли! Во исполнение завещания Захария!
Второй камень с громким всплеском упал в воду.
– Во имя святости!
Третий камень – от Маврея – почти коснулся темнеющей головы. Поплавок погрузился в воду, вынырнул, закрутился в водовороте.
– Во славу Господа!
Четвертый попал. Вода потемнела, окрашиваясь в закатный багрянец.
– И ради Слова…
Поплавок булькнул и ушел на глубину. Заря вспыхнула, раскрыла над лесом огненный глаз, и по воде потянулись кровавые полосы. Степан ждал, прижимая ладонь к саднящей груди, но над водой было тихо и пусто. Полонь катила воды дальше, все быстрее, все напористей, утаскивая с собой и гниющий труп Захария, и податливое тело Кирюхи. Там, на глубине, запутавшись в водорослях, они встретятся и откроют пустые рты, чтобы поделиться заветной тайной Слова. Да кто, кроме рыб, услышит?
27. Путь
Солнце неспешно поднималось над тайгой, а от земли поднимался пар.
