– Я пришел призывать не праведников, а грешников к покаянию! – пробасил он. – Не лишай Захара милости Божией! Не ты, так люди просят!
– Люди что трава, – огрызнулся Степан, и ветер разворошил его волосы, как солому. – Куда дуну – туда и клонятся. А здесь не твоя, а моя паства.
– Паства твоя заблудшая, – спокойно возразил священник. – А слова лживы. Говорил Господь: «Берегитесь лжепророков, которые приходят в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные».
– Уж не я ли волк в овечьей шкуре? – недобро сощурился Степан и сжал кулаки.
– По делам и узнаем. Захар за самонадеянность поплатился, так теперь…
– Молчи! – прошипел Игумен и, отшвырнув гробовую крышку, схватил священника за рясу. – Не тебе судить о расплате!
– Черных, не дури! – крикнул мужик с помятым лицом. У Павла заныло под ложечкой, подумалось: «Сейчас что-то будет…»
Отец Спиридон вцепился в Игумена обеими руками и повторил севшим голосом:
– Не дури, Степан! Приходи лучше на исповедь! Может, тогда грехи деда спишутся, и дочь твоя…
– Акульку не трогай! – взревел Степан и, размахнувшись, мазнул кулаком по переносице.
Священник булькнул горлом и полетел спиной в толпу. Кто-то рванул навстречу, кто-то завопил:
– Гроб! Гроб держите!
Помятый мужик бросился слева, Павел – справа, и вдвоем они едва успели подхватить священника под руки, как раздался грохот. Ветер взметнул пену савана, что-то глухо стукнуло о землю, и старец повернул голову – Павлу показалось, будто плотно сомкнутые веки распахнулись, и между ресниц полыхнуло пожаром. Завизжали женщины, разбежались, как саранча. Потом налетел Степан. Павел только почувствовал, что подогнулись колени, а из легких вышибло воздух. Не удержав равновесия, упал на спину.
Больно ударили в ухо, но на счастье не в то, где крепилась Пуля. Голову обдало противным звоном. Павел ударил в ответ. Кто-то снова закричал. Перед глазами замельтешили черные мушки, сквозь которые проступало перекошенное лицо Степана – его всклокоченная борода набрякла от крови, в глазах полыхал огонь. Жесткие пальцы сомкнулись на горле. Павел не слышал, что повторяет Степан – в ушах колотился пульс, – но по губам прочитал:
– Сгною! Червь!
Мельтешащие мушки слились в сплошное пятно. Павел напрягся, ткнул костяшками наугад, пытаясь попасть в глаза. Степан захрипел и надавил сильнее. Потом его сшибли с ног, и мужики покатились по дороге, меся весеннюю грязь и отплевываясь от слюны и крови.
Павла рванули за плечо.
Глотая наэлектризованный грозой воздух, он растирал шею и пытался сфокусировать взгляд, но видел только склонившуюся над ним белую фигуру. Она терпеливо повторяла и повторяла что-то, совала в руки скомканную тряпку, которую рвал взбесившийся ветер. Павел машинально взял и дотронулся до Пули – не разбил ли? Сплюнул кровавую слюну и выдавил:
– Спа-сибо…
И удивленно умолк, разглядев, наконец, благодетеля – это была незнакомка с кладбища.
На ней теперь не было платка – его комкал Павел, утирая с лица пот и кровь, – черная стружка волос разметалась по плечам. Глаза смотрели встревоженно, губы шевельнулись, повторяя:
– Не лезь! Опасно!
Павел вздохнул и ответил, возвращая платок:
– Не опаснее… чем ночью по кладбищу гулять.
Девушка сморщилась и оглянулась через плечо: там разнимали дерущихся. Покачала головой и приложила палец к губам – тсс!
– Не следи за мной, – тихо проговорила она. – И Червонного Кута сторонись. Скоро сама приду.
С этими словами подскочила и умчалась к Краснопоясникам, где крепкие мужики держали беснующегося Степана, а еще двое укладывали покойного на подушках – его глаза и губы по-прежнему были плотно сомкнуты. Павел с облегчением вздохнул: померещилось. Горло саднило, руки противно дрожали, а ветер все гнал и гнал на деревню тучи, и встревоженно шумела тайга.
С севера надвигалась буря.
15. Гроза
Степан несколько раз вытер ладонью рот, прикушенный язык кровоточил. Хотелось вцепиться чужаку в горло, да не пальцами – зубами. Рвать, как дикий зверь, захлебнуться от ненависти и крови.
Подбежавшая Ульяна путалась под ногами, раздражала дурацким бабьим лепетом. Степан отстранился, глянул исподлобья:
– Ты с Захаркой попрощалась? Ну, так ступай с Акулькой сидеть. Без тебя схороним.
Одернув рубаху, широкими шагами направился вверх по косогору. В спину втыкались колкие взгляды, но Степан не оборачивался: тянула за собой сила. Только не та, в которую верили деревенские дураки и о которой проповедовал местный святоша. Слово было куда древнее, могущественнее и страшнее. Завладей им – и завладеешь жизнью.
Уже погромыхивало вдали. Брат Листар, держащий на правом плече гроб, сощурил белесые ресницы:
– Как бы ливень не начался. Всю могилу размоет.
Позади одобрительно загудели мужики. Степан, не сбавляя шага, бросил через плечо:
– Не размоет. Нет никакой могилы.
Шаги замедлились, потом и вовсе затихли.
– Да как же, батюшка… – ахнула сестра Зиновья.
Ветер зажал ей рот. Степан остановился, медленно повернулся к людям. Они переминались с ноги на ногу и настороженно переглядывались. Под рубахами мужиков бугрились мышцы. Потяни не за ту нить, пророни пустое слово – набросятся.
Степан скрипнул зубами, сдавил кулаки, выдохнул и разжал пальцы – напряжение потекло в землю, как талая вода.
– Братья и сестры! – терпеливо заговорил он. – Блаженны слышащие Слово Божие и соблюдающие его! Блаженны верующие, ибо во дни скорби не оскудеют духом. Слово есть дух и жизнь. И кто владеет им – то не умрет, а кто свят – тот отмечен печатью Божией. Так скажи, сестра Зиновья, не был ли отмечен Божьей печатью благодетель наш и целитель Захарий?
– Был, батюшка, – едва слышно пролепетала женщина.
– А ты, брат Арефий, скажи, – Степан указал на другого мужика, придерживающего гроб. – Не заслужил ли святой старец милости Божией и не будет ли стоять в Царствие Небесном по правую руку Его?
– Будет, – буркнул мужик, и небо над лесом белесо располосовала молния.
– Иисус сказал: Я есмь воскресение и жизнь! Верующий в Меня, если и умрет, оживет, и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек! – Степан поднял ладони вверх и развел их в стороны. – Вот! Слышите?
Он хлопнул над головой. И следом прокатился гремящий раскат. Гроб на плечах мужиков качнулся, и качнулась на подушках голова покойного.
– Так смерть бежит от праведников! – выкрикнул Степан в побелевшие лица. – Как Иисус, спаситель наш, увидел, что Лазарь из Вифании четыре дня во гробе, то воззвал громким голосом: Лазарь! Иди вон! И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами. Так жизнь побеждает смерть! Так пришло время сказать: Встань, спящий, и воскресни из мёртвых!
