— Ты же не жалеешь
о том, что сделал? — вкрадчиво спросила она. При этом взгляд ее уже не был
таким мертвым.
«Да мне с ней
вообще не надо было связываться! — глухо колыхнулось раздражение. — О чем тут
жалеть?»
— Вот и я не
жалею, — улыбнулась Алиса. — До завтра. В школе увидимся.
Она скользнула к
окну, и только сейчас Игорь понял, в какую ловушку угодил: если бы он не
прервал их отношения, то и тянул на себе вздыхающую Алису до лета. А теперь...
Надолго?
— Раз уж ты не
захотел просить прощения, — пропела напоследок Ганина, посылая своему кавалеру
воздушный поцелуй, — значит, ты в ответе за тех... И теперь уже навсегда!
Отблеск фонарей
осветил девушку со спины, сделав вдруг ее одежды призрачно-прозрачными. Он
увидел ее обнаженное тело, и ему захотелось вновь коснуться шелковой мягкости
груди. Но вампирша засмеялась, исчезая в больном желтом свете фонарей.
В голове у Игоря
болезненно запульсировала венка.
«Нав-се-гда!» —
пропел мелодичный голос.
Он посмотрел на
свой палец. Две синие точки ясно выделялись на побелевшей обескровленной
подушечке.
Елена Усачева. Проклятие рода Радзивиллов
Рассказ
Расписание занятий
было составлено странно. Каждая неделя имела новую очередность лекций, и
вместо того, чтобы записать одну пятидневку, приходилось топтаться около деканата
целый час.
Рост Кэт ее в
очередной раз подвел. Невысокую девушку постоянно отпихивали от доски с
объявлениями. Неожиданно прямо перед ее носом вырастала чья-нибудь спина. Ей
приходилось возмущенно вскрикивать, теряя место, откуда списывала. Мысленно
проклиная завуча, так нелепо составившего расписание, она принималась изучать
столбцы заново, вздыхая в адрес рослых литовских красавцев.
— Ты повторяешься,
— услышала она над собой мягкий голос. Ручка еще выводила последнюю строчку,
но глазами она уже пробежала по выписанным столбцам с названием предметов,
замечая, что два последних дублируют друг друга.
- Нечего совать
нос в чужие дела! — фыркнула она, так и не подняв голову. В сердцах перечеркнула
все. Первая неделя есть — этого достаточно.
Кэт ожидала, что
ей ответят, но вокруг стоял ровный гул голосов, справа смеялись. Она
обернулась, ища задавалу. Все старательно писали, и только один как-то
странно-равнодушно смотрел на ватманский лист расписания. у парня было
красивое широкое лицо, светлые вьющиеся волосы, собранные в хвост. Почувствовав
к себе интерес, парень обернулся. На Кэт глянули настороженные темные глаза. Вокруг
них пролегли «летние» морщинки, какие появляются, когда долгое время находишься
на солнце. Парень был явно не домосед: защитного цвета куртка и грубые
холщовые штаны, снизу туго затянутые высокими армейскими ботинками, — все это
говорило о том, что стоящий перед Кэт человек из рода скитальцев и странников.
Те, что не променяют бесконечную дорогу, утреннюю неизвестность и верный
походный рюкзак на домашний уют. Такой рюкзак был и у парня. Небольшой,
зеленый. Судя по тому, как легко рюкзак был вскинут на плечо, учебниками он был
пока не отягощен. Да и вряд ли там удержится больше одной книги.
Парень усмехнулся
и пошел прочь. Но одного взгляда сначала недоверчивых, а потом смеющихся глаз
Кэт хватило, чтобы хорошее настроение вернулось.
В Вильнюсе она
была всего неделю. После суетного тревожного Минска, где постоянно надо было
куда-то бежать, преодолевая бескоечное пространство города, небольшая столица
Литвы с низкорослым центром и располагающими к степенности старыми улицами поначалу
угнетала. Здесь жили на удивление красивые спокойные люди. Они неизменно
улыбались на малейшее обращение, легко переходили с одного языка на другой —
местные знали английский, литовский, русский, польский, немецкий.
Университет,
закрытый от остального города сплошной линией старых зданий, был полон
вечного гула перекличек и гуляющего эха. У Кэт первые дни кружилась голова. Ее
приняли! Она будет учиться в самом престижном университете Европы. И все эти
лица вокруг — веселые, беззаботные, — все они станут одной крови: студенческой,
бражной и неутомимой. Потом она просто бродила по бесконечным университетским
дворам, впитывая в себя голоса, запахи, цвета.
Она вышла на двор
Микалоюса Даукши, названный в честь католического каноника, одного из
основателей литовской письменности. Старинные трехэтажные здания, тени тех
людей, что бродили когда-то по этим дворам, эхо бывших событий — все обещало
сюрпризы.
«Что-то будет!» —
звенело над головой.
Воздух был
прозрачно-чист, словно не находился университет в самом центре Старого города,
словно не зажимали его с трех сторон наполненные людьми улицы. Кэт тихо засмеялась,
понимая, что опять нафантазировала себе целое приключение. Она встряхнулась,
заставляя себя вернуться из прошлого, куда с таким удовольствием убегала —
недаром она с отличием окончила школу и поступила именно на исторический
факультет, отделение истории культуры, — в настоящее.
Небо было
пасмурным, но осенняя прохлада еще не отвоевала себе место у настойчивого
летнего тепла. Резкие нотки прохлады тонули в еще августовских запахах. На
дворе сентябрь. В подтверждение этого под ногами уже лежали палые листья —
коричневые, скукоженные, с острыми кончиками, словно и после смерти они
защищались от неведомых врагов.
Кэт удобней
перехватила свою сумку, которую любила носить в руках, а не на плече, и
сделала шаг в сторону корпуса, где должна была проходить вводная лекция, и
вдруг заметила, что идет за светловолосым парнем. Это совпадение показалось
ей странным. Легкой, чуть пружинистой походкой, словно он и сейчас шагает не по
булыжнику двора, а по мшистым кочкам леса, парень добрался до двери, пропустил
выбегающих на улицу девушек и скрылся в темноте подъезда. Вслед за ним в
корпус повалил народ, а Кэт все стояла, понимая, что выглядит сейчас как
минимум странно. Она улыбалась. И то ли действовал этот пьянящий осенний
воздух, полный горьковатых запахов тлеющих листьев, то ли пасмурное небо, напоминающее
о скорой зиме, то ли состояние одиночества, с которым Кэт устала бороться, но
она еще шире улыбнулась, впуская в себя чувство легкой влюбленности.
Парень ей казался
интересным, даже интригующим. Красив, как все литовцы, наверняка нравится
девчонкам, и вдруг — такая походная экипировка. От кого он прячется по лесам
и полям? От какой тоски бежит из города? Кто заставил его уйти от людей? Не
тайная ли страсть? Не отвергнутые ли чувства? Или причина в другом? Может, он
просто боится любви? Хотя нет, с любовью он знаком. Стоит заглянуть в его
лукавые глаза, чтобы пропасть.
Кэт невольно
коснулась своих коротко стриженных волос, и романтическое настроение
улетучилось.
Она была
невысокой, худенькой, с маленькими ступнями и кистями рук. И словно в противовес
своему внешнему виду, про который всегда говорят: «маленькая собачка до
старости щенок», «пацаненок», — в школе она упорно носила юбки и платья,
отрастила волосы, чтобы никто никогда не принимал ее за парня. Кэт занималась
танцами, неплохо играла на гитаре, но все усилия были напрасны. Ее словно не
замечали. Парни могли в ее присутствии начать обсуждать девчонок, а у нее
принимались выведывать тайны обольщения. Девчонки использовали ее как шпиона в
стане врага. А когда Виктор, внимания которого она долго и настойчиво
добивалась, вызвал ее на свидание и стал расспрашивать о долговязой Славке,
Кэт не выдержала. Отправилась в первую же парикмахерскую, оттуда в магазин и
уже на следующий день пришла такой, какой ее хотели видеть окружающие: в
джинсах и футболке, в кроссовках, с ежиком волос на голове. Больше ее не
волновали ни перешептывания по классу, ни летающие от парты к парте записочки.
С этого момента жизнь побежала на удивление легко и гладко. Она не
вглядывалась в зеркало, чтобы отыскать в своем отражении изъян, мешающий парням
начать с ней встречаться. Лицо оставалось все таким же — треугольным, с узким
подбородком, с широким лбом, прячущимся за неизменной челкой, со смуглой кожей,
легко ловящей малейшее солнце, с веснушками на маленьком аккуратном носике.
