Книга Натуралист на мушке, страница 5. Автор книги Джеральд Даррелл

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Натуралист на мушке»

Cтраница 5

— И это ты называешь тропой? — поинтересовался я. — Если бы я был серной, то, возможно, согласился бы с тобой, но ни один человек, рожденный женщиной, не сможет здесь спуститься.

Пока я говорил, Крис, Дэвид и Брайан со своими тяжелыми рюкзаками, нагруженными съемочной аппаратурой, прошли мимо меня и исчезли внизу на покрытой тенью тропе.

— Только и всего, — сказал Джонатан. — Здесь нет ничего страшного. Нужно лишь расслабиться. Я буду ждать вас внизу.

С беспечным видом он начал спускаться по почти отвесной скале. Ли и я посмотрели друг на друга. Я знал, что она тоже страдает от головокружений, но не в такой острой форме, как я.

— Ты не помнишь, в наших контрактах где-нибудь говорится о том, что мы обязаны заниматься скалолазанием? — поинтересовался я.

— Вероятно, в каком-то из примечаний, — печально ответила она.

Сотворив быстренькую молитву, мы начали свой путь вниз. Путешествуя по всему свету, мне не раз приходилось испытывать страх, но спуск с этого утеса по остроте ощущений с лихвой перекрыл весь мой прошлый опыт. Остальные шагали по едва различимой тропе так, словно это была широкая, ровная автострада, в то время как я сползал на животе, отчаянно цепляясь за пучки травы и маленькие растения, которые, конечно же, легко расстались бы с поверхностью скалы при более значительном усилии с моей стороны, мелкими шажками продвигаясь по тропе шириной в шесть дюймов, изо всех сил стараясь не смотреть в ту сторону, где скала почти отвесно уходила вниз, мои руки и ноги отчаянно дрожали, а тело стало липким от пота. Это было постыдное зрелище, и я чувствовал себя ужасно неловко, но поделать с собой ничего не мог. Страх высоты невозможно вылечить. Когда я все-таки добрался до подножия утеса, мышцы на моих ногах дрожали так сильно, что мне пришлось присесть на десять минут, прежде чем я снова смог ходить. Я позволил себе несколько резких высказываний в адрес предков Джонатана и предложил ему совершить над собой несколько процедур — к несчастью, трудновыполнимых.

— Что ж, тебе удалось спуститься вниз в полной сохранности, — заметил он. — Теперь осталось побеспокоиться лишь о том, как вновь подняться наверх.

— Меня это не волнует, — резко ответил я. — Ты можешь спустить сюда палатку и организовать доставку продуктов, а мы устроим здесь свою резиденцию — отшельники острова Анст.

Говоря по правде, место для этого подходило как нельзя лучше. Там, где заканчивалась так называемая тропа, находилась ровная площадка, покрытая дерном, и с нее открывался хороший вид на поверхность утеса в двух направлениях. Береговая линия представляла собой нагромождение огромных валунов, некоторые из них были размером с просторную комнату, и между ними ревело и пенилось темно-синее бушующее море. Вся скалистая береговая линия, насколько мог видеть глаз, была усеяна птицами, а в небе их было столько, что они напоминали гигантские снежинки, кружащиеся над нашими головами. Какофония их криков была просто ужасающей. Повсюду виднелись кучки кайр, тесно жмущихся друг к другу на своем уступе. Многие из них сжимали между лап свое единственное, ярко раскрашенное яйцо. Яйца зеленые, коричневые, желтые, желтовато-коричневые, в крапинку и в пятнышках и среди них, подобно отпечаткам пальцев, ни одной идентичной пары. Их странные, брюзжащие голоса эхом отдавались среди скал, когда они толкались друг с другом или поучали птенцов. Их брачный сезон уже давно закончился, но мне приходилось наблюдать этот необычный ритуал ухаживания кайр в других местах. Пожалуй, самой любопытной частью брачного ритуала является своеобразный групповой танец птиц на поверхности моря. Кайры извиваются и кружатся, танцуя над волнами, а затем, совершенно внезапно, словно бы повинуясь какому-то таинственному сигналу, они все одновременно ныряют и продолжают свой танец под водой. В то же самое время отдельные группы совершают в воздухе фигуры высшего пилотажа, и можно наблюдать, как сотни птиц кружатся, машут крыльями, пикируют и взмывают в небо так, словно они представляют собой единое целое. Какими мгновенными сигналами они обмениваются друг с другом для достижения такой необычайной синхронности полета, разглядеть нельзя, но сигналы должны существовать, поскольку без них подобная согласованность действий просто невозможна.

На других уступах находились слепленные из корней и глины гнезда моевок — опрятных, скромных на вид чаек. В то время как другие виды чаек оставили морские просторы и теперь промышляют на суше, обследуя пашни и городские свалки, консервативные моевки сохранили свою преданность морю. Это такое хрупкое, застенчивое маленькое существо, что когда оно вдруг открывает клюв и издает хриплый пронзительный крик, от неожиданности можно испытать настоящий шок. Я заметил, что моевки Германеса великие садовники; сидя в своих гнездах, они постоянно заняты тем, что перекладывают с места на место корешки, гальку и комочки глины, делая удобные колыбельки для своих яиц.

Ниже моевок, среди камней и скал, расположились красавицы гагарки в элегантном черно-белом оперении, с клювами, похожими но форме на опасную бритву, тонко оконтуренными белыми полосками. Они выглядели как группа одетых с иголочки банкиров. Однако время от времени какая-то из птиц впадала в экстатическое состояние — задирала клюв к небу, щелкала им, словно парой кастаньет, а партнер нежно пощипывал ее за шейку и чистил перышки. Лично я никогда не видел, чтобы банкиры (даже самые компанейские) предавались такой процедуре.

На отдельных участках скал гнездились глупыши с темно-серыми спинками и хвостами, белыми грудками и головами. В них есть любопытное сходство с голубями, которое еще больше усиливается за счет трубчатых ноздрей. Хотя внешне они кажутся миролюбивыми и даже робкими птицами, глупыши славятся тем, что они прекрасно умеют защищать свое потомство. Стоит вам слишком близко подойти к их гнезду, родители широко откроют клюв и выпустят в вас струю зловонной клейкой жидкости, причем с необычайной точностью. Когда я рассказал Джонатану об этой особенности глупышей, он тут же загорелся идеей отправить меня на приступ гнезда, чтобы заснять на пленку тот момент, когда родители меня окатят. В ответ я заметил, что такого пункта совершенно точно нет в моем контракте и мне совсем не но душе весь остаток дня источать вокруг себя запахи китобойного судна. Я также сказал ему, что мои брюки, украшенные испражнениями птенца-поморника, положили конец, моей готовности продвигаться в данном направлении.

Процесс разделения этих скал на отдельные зоны был достаточно очевиден. На первый взгляд они напоминали гигантское хаотичное сборище птиц, сбившихся в общую кучу, но при более внимательном рассмотрении вы замечали, насколько четко здесь все разграничено. Длинноносые бакланы занимали весь первый этаж, выше размещались гагарки, кайры и чистики. На верхних уступах располагались ряды моевок и глупышей, а над ними, на самой вершине утеса жили похожие на клоунов тупики. Среди потрескавшихся, влажных от брызг морского прибоя скал, в щелях и пещерах, сформированных огромными валунами, укрывались длинноносые бакланы, их зеленовато-черное оперение блестело, словно полированное, а зеленые глаза сверкали, как драгоценные камни. Когда мы пробирались над их гнездами, коренастые, шоколадного цвета птенцы в страхе припадали к земле, но родители отпугивали нас хриплым карканьем, открытыми клювами, горящими глазами и поднятыми, растопыренными хохолками. Полагаю, нужно быть отчаянным храбрецом, чтобы сунуть руку в гнездо длинноносого баклана, поскольку их клювы кажутся не менее острыми, чем лезвие ножа.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация