– Представьтесь, пожалуйста.
– Мое имя вам ни о чем не скажет. Давайте познакомимся в более приятной обстановке, скажем, в тихом ресторанчике в районе Патриарших прудов.
– И все же представьтесь. Иначе вы будете скучать в ресторане в одиночестве. – Таня решила оставить последнее слово за собой.
– Как вам угодно, – Тане показалось, что собеседник усмехнулся. – Иван Иванович Иванов.
– Не самая лучшая шутка.
– Считайте меня человеком, лишенным чувства юмора. А заодно человеком, от которого сейчас зависит жизнь вашей газеты.
Повисла пауза.
– Так я заеду за вами? – победно поинтересовался собеседник.
– Да, – как автомат ответила Таня.
– Итак, равно в шесть я вам позвоню. И, пожалуйста, не заставляйте меня ждать, я привык ценить свое время.
– Да, – зачем-то опять сказала Таня, прежде чем в трубке зазвучали короткие гудки.
* * *
К шести вечера Таня была истощена догадками на тему, как и почему она может повлиять на судьбу их газеты. Ее размышления соскальзывали на сюжеты голливудских триллеров, в них отсвечивали сюжеты отечественных детективов и высовывались уши криминальных хроник. Загадочная встреча с человеком-инкогнито воспринималась как приключение с неизвестным финалом. Было немного страшно, но возбуждающе интересно. Запах интриги заполнил ее скромный кабинет.
Ровно в шесть вечера телефон молчал, и эта тишина была для Тани почти оскорбительной. Сначала ей не позвонил Лукич, теперь о ней забыл этот неизвестный Иван Иваныч. Как будто она обречена на ожидание звонков, как заговоренная. Запас ее прочности был слишком мал, чтобы пережить это двойное предательство. «Не позвонил», – скорбела ее душа. Хотя она понятия не имела, кто этот незнакомец и зачем она ему нужна, но все равно было обидно. Никто не позвонил! Ей вообще никто и никогда больше не позвонит!
Мысли путались и роились, как пчелы, странным образом перелетая от неизвестного Иваныча к вполне знакомому Лукичу. И очень быстро Иваныч был забыт, а весь пчелиный рой грозной эскадрильей завис над Лукичом. Но если раньше это были какие-то миролюбивые пчелы, от жужжания которых хотелось укрыться одеялом с головой и тихо поплакать от невостребованной любви, то сейчас пчелы как с цепи сорвались, если только можно представить себе пчел в ошейниках. Они кусали Танино самолюбие до кровавых волдырей, и Тане хотелось рвать Лукича на части, кидать ему в лицо все обидные слова, какие она только знала и которые он, несомненно, заслуживал. Рассказать о том, как сильно и красиво она мечтала, как счастливо и радостно могло бы все у них сложиться, если бы не его тупость, трусость, гордыня и упрямство. Танина любовь была как посылка до востребования, за которой никто не пришел, и ее отправили назад, по адресу отправителя. В душе закипала обида за отвергнутую посылочку, в которой было столько всего нужного для жизни – любовь, верность, дом, дети.
Напряженный момент взращивания обиды был прерван звонком. Пчелы разлетелись, но продолжали жужжать, выжидая момент, чтобы вернуться.
– Танечка, я жду вас во дворе вашего офиса.
– Как я вас узнаю?
– Смело подходите к машине, которая покажется вам здесь лишней, – пояснил Иван Иванович. И опять Тане почудилась усмешка в его голосе.
Квест какой-то! Но лучше квест, чем пчелы. На этой жизнеутверждающей ноте она покинула кабинет, чтобы провести осмотр машин во дворе старенького дома, где ютилась их редакция.
В коридоре Людка кричала кому-то в трубку:
– А я тебе о чем говорю? Он мне импонирует, и я отвечаю ему взаимностью… Прикинь? У нас с ним лютая симпатия.
Сказав «пока» глазами, Людка продолжала хвастаться напряженной личной жизнью. Видимо, речь шла о разносчике пиццы. Таня прошмыгнула мимо нее на всех парусах. И это были отнюдь не алые паруса любовной романтики, а черные тряпки пиратского корабля, готового рвать и крушить. Пчелы разозлили ее до крайности. Огонь обиды подпалил фитиль мести, и это чувство придало силы и желания жить. Жить и крушить, бить по морде Лукича острыми углами невостребованной посылочки.
Во дворе носами в газоны были приткнуты вшивенькие «Лады» со своими лубочными ладьями на передке. Их горделиво подпирали корейские машинки, старательно подчеркивающие свою иноземность. Так старательно, что было понятно, что в настоящем забугорье их держат в черном теле. На приколе стояла потрепанная «Вольво», по-старушечьи поджав спущенные колеса. Рядом притулился обшарпанный «Мерседес», пытающийся подмигнуть прохожим перекошенным в аварии бампером. Таня никогда не задумывалась о скромности этого автопарка, если не сказать – о его убогости. Все было гармонично. Под стать старому дому, в котором размещалась редакция газеты, в которой работала Таня, которая носила кофточку с китайского рынка. «Дом, который построил Джек».
Машину загадочного Иван Иваныча она вычислила сразу. Автомобиль внушительных размеров и безупречных форм смотрелся горделивым щеголем на фоне дворового ширпотреба. Своим лоском и солидностью он безжалостно подчеркивал ничтожество своих четырехколесных собратьев. Автомобильный аристократ стоял поодаль, как будто не желал приближаться к плебсу. Он выделялся из общего ряда, как золотая фикса на фоне здоровых зубов. Хотя скорее как здоровый зуб на фоне гнилушек.
Весь задор игры в квест моментально покинул Таню. Паруса пиратской шхуны обмякли и сникли, как при полном штиле. Но назад дороги не было, только вперед, в пасть этой сногсшибательной машины. Таня механически переставляла ноги, понимая, что ее разглядывают. И вряд ли с восторгом. За тонированными стеклами Тане чудилась презрительная ухмылка визави. Что-то подобное она чувствовала при встрече с охраной в особняке Лукича. Опять Лукич… Вдох-выдох, дыши и живи дальше, шаг за шагом.
Из машины навстречу ей вышел человек, внешность которого показалась Тане состоящей из сплошных «не». Не старый, но и не молодой. Не высокий, но и не низкий. Не толстый, но и не худой. Не красавец, но и не урод. Не Грей, но и не Джек Воробей.
– Приветствую вас, Татьяна. Благодарю, что откликнулись на мое предложение встретиться. – Голос был вкрадчивый и властный одновременно.
Мужчина галантно распахнул перед ней дверцу автомобиля. Она села, неуклюже стукнувшись головой о притолоку салона. Хотя это у избы есть притолока. Вряд ли у избы и у такой машины может быть хоть что-то общее. Кресла оказались настолько мягкими, что Таня тихо ойкнула, провалившись в их глубины. Не успев сгруппироваться, она неловко расплылась по поверхности кресел, что не осталось незамеченным хозяином авто.
– Вам удобно?
– Вполне, – сказала Таня, сгорая от осознания своего несоответствия всему этому антуражу.
Мотор заурчал солидно и как бы с иноземным акцентом. И если бы не поплывшие за окном деревья, трудно было понять, что они уже на пути к Патриаршим, настолько мягко они тронулись с места.
Всю дорогу спутник молчал, лишь изредка уточняя технические детали: не дует? Может быть, лучше закрыть окно и включить кондиционер? Музыка не мешает? Дорога была не дальней, но долгой. Москва смиренно стояла в пробках. Подвигаясь короткими судорожными рывками по проспектам и улицам этого нелепого и трогательного в своих амбициях города, они слегка пожурили погоду ушедшего лета за чрезмерную жару, заранее усомнились в прогнозах на осень и уверили друг друга в том, что если дожди не подведут, то грибов будет много. Но погода и грибы никого не интересовали, и разговор перебивался долгими паузами, заполняемыми музыкой. Главную тему, послужившую поводом для встречи, никто не задевал. Ее откладывали на потом, под хорошую закуску. Как дорогой коньяк.