– Что-то случилось, Лидия Ивановна?
– Так выборы же сегодня!
– Какие?
– Уж я не знаю, Танечка. Но управдом очень просил жильцов прийти. Говорит, там лавки с дешевыми продуктами будут, со скидками. Я даже сумку на колесиках с собой беру. Все ж таки судьба страны решается. Может, и красную рыбку продавать будут. Если не мы, пенсионеры, то кто ж тогда? На молодежь, уж вы меня простите, надежды слабые, они какие-то поверхностные.
– Да… точно. Выборы сегодня…
– Ну я пошла, а то разберут все. Таких, как я, ответственных, много в нашем микрорайоне. Дома-то наши еще завод строил, постарели мы в этих домах, а на пенсию, сама знаешь, не разгуляешься, ответственность опять же, – и она загромыхала сумкой на колесиках, чтобы отдать свой голос в обмен на дешевый провиант.
Стук захлопывающейся двери отозвался в Таниной душе звуком лопнувших надежд. Вот он – конец летнего приключения. Закончился спектакль неопределенного жанра под названием «Сыродел и Татьяна». Звучит почти как «Мастер и Маргарита». Занавес упал, и пора выдвигаться в гардероб. А потом по ухабам восвояси, в свой мирок, разительно отличающийся от нарядного театрального фойе. Упавший занавес был в серо-бурую клеточку, в точности как ткань сумки на колесиках, куда Лидия Ивановна сгрузит то, что подешевле. Ждать больше нечего. Так бывает, мечты не обязаны сбываться. Господь посылает их без гарантийного талона.
Почему-то стало легче. Или душа исчерпала резерв страданий, отпущенный ей молодостью и природным оптимизмом, или расставание с надеждами привело к смирению и успокоению. Но, так или иначе, резко расхотелось страдать и сидеть впроголодь в душной комнате. Нет, умыться, одеться, и, теряя на ходу босоножки, бежать до ближайшей шаурмы, чтобы впиться зубами в расхлябанную начинку сомнительного происхождения. И купить там же бумажный стаканчик сладкого чая. Съесть и выпить за помин несбывшихся надежд. А потом пойти поздороваться ногами с московскими бульварами, подставляя лицо осеннему листопаду. «Главное, что все живы», – говорила в таких случаях Людка, позаимствовав эту мудрость у своей свекрови, работающей патологоанатомом. Тане захотелось побыть среди людей, которые, судя по всему, только и делали, что хоронили свои мечты. В общем-то, жизнь, если разобраться, – это кладбище надежд.
Из шкафа были извлечены совершенно неподобающие похоронным мыслям вещи. Таня надела на себя все самое яркое, что у нее было, включая бирюзовые трусы и пластмассовые кольца в уши. Получилось аляповато и безвкусно. Ну и пусть! Таня бунтовала против своих страданий, а у бунтарей нет эстетских заморочек.
Через несколько минут она уже жмурилась и неприлично урчала от удовольствия, поглощая шаурму, которую прежде считала разновидностью презренной еды. Но оказывается, ничего вкуснее нет на белом свете. При условии, что еще минуту назад он казался черным.
Тщательно обтерев рот бесплатно прилагаемой к шаурме салфеткой, Таня Сидорова широким бунтарским шагом двинулась в сердцевину микрорайона, где, плотно вжавшись в землю, словно обороняясь от уплотнения и точечной застройки, располагалась школа. Школа старалась оправдать доверие властей, отработать потраченные на нее государственные средства, предоставив свои площади под избирательный участок. Туда и направилась Таня, чтобы выполнить свой гражданский долг, то есть воспользоваться своим конституционным правом избирать власть. Правда, как право может быть одновременно долгом, Таня до конца не поняла, но шаурма не располагала к философствованию.
Вокруг школы было шумно и весело. Из динамиков неслась духоподъемная музыка, волонтеры раздавали детям надувные шарики, а палатки с относительно дешевым провиантом привлекали внимание самой ответственной части электората – пенсионеров. Тане почему-то вспомнился фильм «Кубанские казаки», который высмеивали и одновременно любили ее родители. Что-то неуловимо общее было в картинках, отстоящих друг от друга более чем на полвека. Может, это и называется связью времен?
На подходе к избирательным урнам люди внимательно изучали плакаты, наглядно доказывающие, что выбор им предстоит трудный. Партии были представлены исключительно лучшими людьми нашего времени. У всех как на подбор умные глаза и волевые подбородки, с такими кормчими приятно плыть в счастливое будущее. Тут и артисты, и спортсмены, и просто политики. Глаза разбегаются, но надо сделать единственно правильный выбор, Дума ведь не резиновая.
– Смотрите, и Савраскин за них. Да ты ж моя красота! Как же я люблю его, сыночка. Его когда фашисты расстреливали, так я прямо плакала вся, ей-богу, – делилась старушка впечатлениями.
«Еще один голос за партию Лукича», – поняла Таня намерения старушки.
– Вань, ну пойдем уж скорее, проголосуем и домой, – ныла политически несознательная женщина.
– Погодь, сейчас. – Мужик преклонных лет внимательно изучал настенную агитацию.
– Вань, у меня уже рыба скоро потечет…
– Хрен с ней, с твоей рыбой.
– С каких это пор она моей стала? Я вот все думаю, лучше пожарить или уху сварить?
– Я еще не определился.
– Ты давай определяйся. Если уху, то надо дорогой картошки купить. Пойдем уж, – ныла жена.
– Погодь, я еще не определился, кому голос отдать. А тут ты со своей картошкой.
– Уже и картошка моей стала, – обиделась женщина, – да кому там твой голос нужен, а то без тебя не разберутся… Говорю тебе, у меня рыба течь начинает, уже капает. Все, я пошла.
И она направилась в кабинку для голосования. За шторкой раздалось шуршание бумаги. Кто-то попытался исполнить гражданский долг, сунувшись в ту же кабинку, но получил отпор. «Занято!» – кричала женщина и шуршала бумагой. Наконец она вышла, стыдливо пряча глаза. Таня заметила, что рыбий хвост заботливо защищен от протекания избирательным бюллетенем.
– За кого проголосовала? – спросил Ваня жену.
– За кого надо, за того и проголосовала.
– За коммунистов? – недобро спросил он.
– А что тебе коммунисты плохого сделали?
– А чего хорошего? Сколько они народу сгубили, на немецкие деньги революцию совершили, да если бы не они…
– Ну все, понеслась душа в рай, – обреченно вздохнула жена.
Таня поняла, что политические разногласия не чужды этой семье. Кто победил в этом споре, она не узнала. Войдя в кабинку для голосования, она честно и щедро отдала свой голос за партию, к которой примкнул сыродел. А что? Ей не жалко. Пусть хоть у кого-то сбываются мечты.
Глава 24. Харассмент
Выборы в Государственную думу прошли крайне удачно для партии Пал Палыча. Набрали голосов больше, чем было запланировано и согласовано в высоких кабинетах. Эта народная поддержка изумила партийного лидера до глубины души, он даже всплакнул на праздничном банкете по случаю оглушительной победы. Его правая рука, Валериан Генрихович, почти не пил, но пьянел синхронно с патроном. Они расстались в прекрасном настроении, влюбленные в народ и друг в друга.