И они, премного довольные друг другом, пошли отмечать конец трудовой недели. Это был ритуальный конец, потому что грань между выходными днями и буднями у них была очень условной. Если вообще эта грань была.
Глава 9. Складские катакомбы
Разговор с Лерой дался Тане нелегко, да чего уж там – трудно дался. Долго знобило от невысказанных ответных слов, от обиды за себя и за Валерию Геопольдовну. А времени на восстановление сил не было. Придется восстанавливаться на ходу. Что есть лучший отдых? Правильно, смена деятельности.
Таня решила оставить на время бурную личную жизнь Игоря Лукича и переключить внимание на его производственную биографию. Как говорится, человеку и пароходу посвящается. Пришло время распутывать историю парохода, то есть сыродела, то есть тогда еще не сыродела. Энтузиазма по этому поводу Таня не испытывала. Что интересного может быть в деловых отношениях? Но работу не выбирают, ее делают. Этому ее научил Петр Симонович, регулярно посылая на самые малозначительные фронты столичной жизни. Сколько она не видела главного редактора? Пять дней? Неделю? А кажется, что это персонаж из ее прошлой жизни.
На этот раз путь предстоял не близкий, на окраину, где располагались склады какой-то оптовой торговой фирмы. Там работал бывший партнер Лукича, Сергей Викторович, с которым они когда-то делили радости и горести совместного бизнеса. Но, видимо, при расставании и разделе общего бизнеса Лукичу достались радости, а его партнеру – горести. Потому что особняк на Варварке сильно контрастировал с тем ландшафтом, который пересекала Таня. Пейзаж выглядел удручающе, даже небо было особенно депрессивно-серое в этом районе Москвы. И Москва ли это? Уж больно далеко до маковок собора Василия Блаженного.
По мере приближения к складам редкие прохожие становились буквально штучными. На их лицах нельзя было прочесть даже намека на социальный оптимизм, сплошная хмурость и безразличие. Безнадега была тональностью этого места. Отвалившаяся штукатурка местами обнажала остовы домов, выбоины в асфальте имели фантазийные формы и словно приглашали наступить в них и сломать ногу на память о посещении этого района. Наверное, здесь Тарковский снимал своего «Сталкера» – единственный фильм, по поводу которого Таня не сошлась во мнении с Валерией Геопольдовной. Прекрасная Валерия фильм ценила, а Таня считала его концентрированным выражением скуки и заумности, подаваемой как художественный изыск. Хотя нет. Еще по поводу японского фильма «Расёмон» они поспорили. Там у каждого героя была своя правда, в чем Валерия видела мудрость, а Таня глупость и обман. Ведь правда всегда одна. Странно, что Акиро Куросава этого не понимал.
Кстати, как она там, бывшая наставница? И почему Таня не сказала Лере о знакомстве с ее матерью? Не утаила, а именно не сказала. Это разные вещи. Утаить – это действие с умыслом, а не сказать – просто бездействие, вариант лености. А может, и утаила, если уж быть совсем честной перед собой. Поставить между собой и Лерой прекрасную Валерию означало построить цепочку, объединить всех троих в жизненное трио, чего Тане категорически не хотелось. Нет, она оставит свой дуэт с Валерией неприкосновенным, это только ее история, из которой выросла ее профессия и эта работа.
Кстати, о работе. Жилые кварталы закончились. Впереди был неопрятный пустырь, который, судя по всему, надо было пересечь ради встречи с Сергеем Викторовичем, бывшим компаньоном Лукича по линии их прежнего бизнеса. Помня советы Валерии Геопольдовны, Таня добросовестно подготовилась к встрече и знала, что речь пойдет о продаже техники за кордон, чем в середине 1990-х занимались тогда еще молодые Игорь и Сергей. Что в этом может быть интересного? А впереди грандиозный, заросший бурьяном пустырь. Может, ну его? Что нового она узнает? Что добавит к тому, о чем можно прочитать в интернете? Что начало у них было общее, а продолжение у каждого свое? Ради этого собирать на себя колючки, пробираясь по непаханому полю?
Но Таня знала, что, какие бы стоны ни вызывала у нее работа, она не сможет схалтурить. Есть люди тщательные, это их крест, их проклятие, потому что порой это сильно портит им жизнь. Но не в их силах что-то изменить. Наверное, есть такой ген тщательности, это у них в крови. Таня была из их числа.
Стояла жара, и бурьян просил пить, но его не поливали ни люди, ни небеса. Людям было наплевать на бурьян, а небеса в это жаркое лето экономили даже на плевках. Бурьян выглядел неопрятно, и Таня обрадовалась, найдя тропинку, которая разделяла космы бурьяна наподобие пробора. Видимо, эту тропинку протоптали собачники, которым судьба подарила псов в качестве утешительной премии за жизнь в этом районе. Ступив на эту тропинку, Таня поняла, что такое ходить по минному полю. Всюду ее поджидали неожиданности в виде кучек дерьма, о которых предупреждали стаи зеленых жирных мух. Судя по габаритам этих куч, собаки были исключительно крупные, с хорошим аппетитом. И это было не удивительно – за жизнь в таком районе и компенсация должна быть внушительной.
Преодолев полосу препятствий и оставив позади себя это минное поле, Таня вышла к бетонному строению приземистого вида и бескомпромиссно кубической формы. Сплошные прямые линии без намека на украшательства. Даже крыши не было. Точнее, она была, но в виде верхней грани железобетонного кубика. Впрочем, это смотрелось весьма органично под серым небом и по соседству с пустырем. Деловой офис из стекла и стали был бы здесь как золотая фикса. А так все выглядело если и не нарядно, то сообразно цветовой гамме и настроению этого места. Серое на сером, мрачное к мрачному. И только Таня в ярком красном сарафане была досадной заплаткой на этом полотне.
Именно такое впечатление отразилось в глазах Сергея Викторовича, когда Таня, поблуждав по катакомбам, нашла его кабинет. «И что ты тут, такая нарядная, забыла? Куда, спрашивается, вырядилась?» – читалось в его взгляде. Тане хотелось оправдаться, что, дескать, она не вырядилась, что там, в Москве, все так ходят. Но промолчала. Ведь здесь тоже была Москва. Если верить карте, а не своим глазам.
Сергей Викторович оказался грузным мужчиной с обвисшими щеками, покрытыми мелкой сеточкой капилляров. При этом было видно, что он не стар, примерно ровесник Игоря Лукича. Но про одного можно сказать, что он выглядит моложе своих лет, а про другого – старше. Тане всегда была интересна эта подробность внешности. Выходило, что можно выглядеть плохо или хорошо, но с неизменной оговоркой «для своего возраста», то есть «свои года» все равно проступали, рассекречивали себя, но как будто в разной упаковке. У кого-то возраст был завернут в нарядную оберточную бумагу наподобие подарка, а у кого-то упакован небрежно, словно завернули в газетку, как сухую воблу к пиву.
У Тани были напряженные отношения с красивыми упаковками. Она досадовала, когда ей дарили что-то в дорогом упаковочном варианте, с искусственными цветами и птицами на фасаде коробки. Всегда невольно возникала сугубо практичная мысль, что лучше бы сэкономили на упаковке, но больше положили бы в саму коробку. Таня знала, что думать так считается дурным тоном, жлобством, но ничего не могла с собой поделать. Ведь все равно эта красота живет пять минут, а содержимое коробки может служить ей годами. По этой же причине Таня не любила цветы, она бы предпочла получать розы в виде денег, а герберы в виде колготок. Но сейчас, глядя на Сергея Викторовича, у нее закралась мысль, что она не совсем права и что упаковка все-таки важна. По крайней мере, некоторое внимание к своей внешности не помешало бы бывшему компаньону Игоря Лукича.
