– Ну что, Игорек, все сидишь? Над златом чахнешь?
– А ты что такой веселый?
– А потому я такой веселый, друг ты мой сердешный, что хожу по концертам разным, искусством дышу, надышаться не могу.
Игорь понял, что сейчас будет целый эстрадный номер в исполнении Петровича, и присел в кресло, уступив сцену другу.
– Тебе предлагали в достославном Министерстве сельского хозяйства билеты? Бесплатные, между прочим. В самый Кремлевский дворец на торжественный концерт. И не просто концерт, а во славу работников сельского хозяйства. А ты?
– Мне некогда было, я сидел весь вечер, партийную речь изучал. Впервые пожалел, что читать умею…
– Во-о-о-от. Еще один просранный вечер твоей жизни. А мог бы на концерт пойти. Стал бы культурным человеком, вроде меня. Игорек, это стоило того! От бесплатной культуры вообще грех отказываться. Там же представление началось еще до концерта.
– Как это?
– Чтоб зайти, нужно в общей очереди отстоять, а публика там подобралась, я тебе скажу, особая. Билеты же по разнарядке выдавали, людям проверенным – либо причастным к сельскому хозяйству, либо сочувствующим ему. А ему посочувствовать сейчас любой готов. Короче, стою я в очереди на Кутафьей башне, слушаю обрывки разговоров. Люди вокруг культурные, переживают, что опять Кадышеву слушать придется. И вдруг отчетливо так доносится: «…третий год, зараза, без засухи живем, повезло гаденышу». Я напрягся. Уши, как перископы, над головой выставил. Короче, по обрывкам фраз догнал, что это мужики о новом министре сельского хозяйства говорят. Так, думаю, концерт еще не начался, а представление уже вовсю идет.
Игорь Лукич хмыкнул, понимая, что это только начало. И не ошибся.
– Слушай дальше. Занял я свое место согласно бесплатному билету. Сосед-мелиоратор начал со мной активно знакомиться, что объяснимо: мы ведь по спискам сюда попали, не с улицы, значит, на полштыка свои, номенклатурой сертифицированные как бы. Надо углубить. И знаешь, о чем он начал со мной беседовать? Очень его интересовало мое мнение насчет того, почему бывшую министершу сельского хозяйства не посадили. Сошлись на том, что слишком много наворовала. Так, думаю, свои люди в зале. Жаль, Игорька нет.
– Что? Прямо так и сказал?
– А чего стесняться? У нас же про бывших можно. Ты не знал? Говорю же, отсталый ты какой-то, Игорек. Ладно, не перебивай. Тут третий звонок, свет гаснет, народ в предвкушении. И появляется в свете софитов наш министр, душевно так говорит: «Поздравляю всех, мы собрали рекордный урожай зерновых». А ему в ответ неблагодарный голос с галерки: «И что вы с ним делать будете?» Ну что за люди? Игорек, что у нас за народ? Как с такими страну с колен поднимать? Им – бесплатные билеты, а они все каверзность какую вчинить хотят. Что за глупый вопрос? Что и всегда. Продадим за кордон. Не спагетти же делать, в самом деле. Чай, не итальяшки паршивые.
Игорь уже откровенно смеялся, но понимал, что Петрович только начал.
– А вообще все было богато: не было только Пугачевой и Стаса Михайлова. Ну, это понятно, не родит земля такой урожай. Но, что характерно, не было и Кадышевой с Бабкиной. Видимо, Игорек, концепция сельского искусства поменялась. А ты опять все проспал. Некультурный ты человек, устал повторять.
– Кто был-то тогда? У нас вроде больше про село никто и не поет.
– Топорно мыслишь, скажу тебе. По старинке. Замшелый ты какой-то, Игорек. Мне даже неловко рядом находиться. У нас половина министерства в селе не была ни разу, и ничего, руководят себе помаленьку. Новую породу управленцев вывели – паркетный аграрий. Я же говорю, концепция сельского искусства поменялась в корне. Там вообще аграрная тема не выпячивалась. Она как бы пунктирно шла. Взять того же Витаса.
– И Витас пел?
– Ну не то чтобы пел… Он больше пантомимой качающиеся колосья изображал, но не навязчиво, конспирируя это призывами любить его вечно. А Люба Успенская пела про уход мужа и как она ему гордо откажет, когда он одумается. Наверное, это надо понимать в том духе, что те, кто из села бежит, потом пожалеют горько. Орбакайте с корзинкой на сцену вышла. Молодец, такт проявила, хоть реквизит в тему подобрала. И каждый, кто призывал в песне лететь к звездам, танцевать до утра или, на худой конец, сойти с ума, завершал музыкальный номер словами благодарности «нашим кормильцам». Прямо так и говорили: «Родимые, спасибо, что кормите нас, звезд российской эстрады».
– А что кормильцы?
– Кормильцы-то? Они ручейками просачивались к выходу, мигрировали в сторону гардероба. Я же говорю, Игорек, народ у нас неблагодарный, так себе людишки. Хлопот не оберешься такими руководить. И как только справляются с нами власти бедные? Сосед мой вырубился, даже захрапел. Попросил разбудить, если «что-то будет». Веришь? Повода не нашлось. Плотным потоком шел эстрадный спам. По телику это еще как-то приукрашено, причесано, а в жизни без валидола лучше не смотреть.
– И что? Совсем без фольклора обошлось? А как же лебедушки в кокошниках?
– Куда ж без них? Все-таки концерт в честь доблестного сельского хозяйства. Выходили твои лебедушки в кокошниках, рассыпали по сцене колосья, кручинились. Столько насыпали, что даже антракт объявили. Видно, сцену подметать пришлось.
Петрович перестал смеяться, и Игорь заметил, что добродушие ушло, в глазах появилось что-то темное и печальное.
– Игорек, и все это буйство звуков и красок, заметь, за бюджетные деньги, чтоб порадовать «кормильцев». А мы с тобой за эти бюджетные подачки ужом извиваемся, партийную хрень слушаем. Ну почему так?
Игорь усмехнулся:
– По кочану. Ты же все сам прекрасно понимаешь. А концерт твой прямо как карта российской политической жизни. Хорошо нарисовал.
– А можно для дураков попроще?
– Куда проще? Налево пойдешь – в лубок попадешь, с лебедушками и топотушками. Направо свернешь – в российскую эстраду вляпаешься по самое не хочу. Извечный спор почвенников и прогрессистов. Одни в народность тянут, оскорбительную своей затхлостью. Другие курс на Запад держат, видя перед собой его удаляющийся зад, что и берут за образец. Две колеи в чистом поле.
– А народ-то, Игорь, за кем готов идти? Как думаешь?
– Тут и думать нечего. Ты же мне сам это рассказал. Аки акын, что видишь, о том поешь. Народ подальше от этих троп держится. Он по дикому полю идет, сам по себе. В сторону гардероба. Ну или буфета.
Петрович довольно хмыкнул. Нет, не ошибся он в Игорьке, правильного друга себе выбрал и партнера надежного. Светлая голова у Игоря, и дружба у них крепкая. Столько всего вместе прошли, на какие только разрывы их жизнь не пробовала, но все прошло, а их сцепка осталась, даже Леру перемолола их дружба.
– Пойдем, Игорек, и мы одеваться. Выпьют все, пока мы тут умничаем. Что ты за человек? Я ему веселую картинку рисую, к искусству приобщаю, впечатлениями делюсь, а он мне в ответку – мрачный политический прогноз. Ну не свин?
