— Я не могу, — сказала она.
— Почему же нет, Лиза?
Она покачала головой.
— Ты, наверное, была влюблена в кого-то, и он уехал, или оказался уже женатым, или что-то вроде того? Я понимаю. Я так и знал, что нечто подобное у тебя уже случалось.
— Тогда почему ты просишь моей руки? — с мукой в голосе спросила она. Он ответил ей прямо:
— Потому что все это у тебя в прошлом; теперь настала моя очередь.
Она была потрясена таким ответом, и он, почувствовав это, предложил ей неожиданно смущенно:
— Подумай.
— Хорошо. Но…
— Просто подумай, и все. Подумать всегда хорошо, Лиза. Я как раз тот, кто тебе нужен. И я не люблю менять свои решения и отступать.
Тут Лиза даже слегка улыбнулась, вспомнив его ухаживания за Евой. А впрочем, решила она, он ведь действительно говорит правду. Он парень застенчивый, но упорный. «А что, если я за него выйду?» — подумала Лиза и тут же почувствовала, что заражается его смущением, одновременно ощущая его поддержку, заботу, надежность.
— Знаешь, не стоит сейчас спрашивать меня об этом, — сказала она, чуть сердясь, так что он больше ни на чем не настаивал, а только попросил ее, когда они прощались у подъезда, еще раз подумать. Она обещала непременно сделать это. И думала действительно много.
С того дня в заброшенном саду на Холме прошло уже долгих пять месяцев, но она все еще просыпалась ночью от одного и того же страшного сна: колючая сухая осенняя трава колет спину, а она не может ни шевельнуться, ни сказать что-нибудь и ничего не видит. А потом ей казалось, что она очнулась ото сна, но почему-то видит только небо и дождь, падающий с неба прямо на нее. Вот о чем она должна была подумать как следует, только об этом.
Теперь, когда наступили солнечные деньки, она видела Санзо чаще. Она всегда первой заговаривала с ним. Чаще всего он сидел во дворе у колонки, как раньше его отец. Когда она приходила за водой для стирки, то обязательно здоровалась с ним:
— Добрый день, Санзо.
— Это ты, Лиза?
Его бледная кожа казалась неживой, а кисти рук — чересчур большими и тяжелыми на исхудавших запястьях.
Однажды, в начале апреля, она гладила белье в подвале, который ее мать снимала под прачечную. Свет проникал сюда через маленькие окошки, находившиеся высоко, под самым потолком, на уровне земли; было видно, как редкие, освещенные солнцем травинки шевелятся на ветру прямо за грязными оконными стеклами. Солнечный лучик наискось упал на рубашку, которую она гладила, и над тканью поднялся пар, сильно пахнувший озоном. Лиза запела:
Два нищих оборванца из дому вышли.
— Эй, братец, дай-ка мне поесть, —
Сказал один нищий.
— Ступай-ка к булочнику в дом,
Дать ключ вели ему,
Скажи, что я тебя послал,
Что спорить ни к чему!
Пришлось сбегать за водой: сбрызгивать белье было нечем. После полутемного подвала на ярком солнце у Лизы перед глазами вспыхнули и закрутились черные и золотые колеса. Все еще напевая вполголоса, она пошла к колонке.
Санзо тоже как раз вышел на улицу.
— Доброе утро, Лиза.
— Доброе утро, Санзо.
Он присел на скамейку, вытянул свои длинные ноги и подставил солнцу лицо. Она молча стояла у колонки и очень внимательно, оценивающе смотрела на него.
— Ты все еще здесь?
— Да, я здесь.
— Я тебя больше совсем не встречаю.
Она ничего не ответила. Просто села с ним рядом, аккуратно поставив кувшин с водой под скамейку.
— Тебе как в последнее время, получше?
— Да вроде.
— Спасибо солнышку! Теперь всем нам кажется, что можно забыть старые беды и начать новую жизнь. Весна пришла, настоящая весна! Понюхай-ка. — Она сорвала маленький белый цветочек, выросший меж каменных плит у колонки, и сунула ему в руку. — Да нет, он слишком маленький, чтобы его ощупывать! Ты его просто понюхай. Замечательно пахнет, в точности сдобные булочки.
Он уронил цветочек и наклонился, словно пытаясь увидеть, куда он упал.
— Чем ты в последнее время занималась? Помимо работы в прачечной?
— Ой, даже и не знаю. Через месяц наша Ева замуж выходит. За Венце Эстая. Они собираются переезжать на север, в Браилаву. Он каменщик, а там есть работа.
— Ну а сама-то ты как?
— Ну а я здесь остаюсь, — сказала она. Потом, уловив в его тоне мертвящую холодную снисходительность, прибавила: — Я помолвлена.
— С кем?
— С Дживаном Фенне.
— Чем он занимается?
— Он красильщик у Фермана. Секретарь местной секции профсоюзов.
Санзо встал, быстро прошелся по двору до арки ворот и обратно, потом как-то неуверенно снова подошел к Лизе. Он остановился в двух шагах от нее, бессильно повесив руки и чуть отвернув в сторону лицо.
— Что ж, хорошо. Поздравляю! — сказал он и повернулся, чтобы уйти.
— Санзо!
Он остановился, ожидая.
— Останься еще на минутку.
— Зачем?
— Потому что я так хочу.
Он стоял совершенно неподвижно.
— Я хотела сказать тебе… — Но слова застряли у нее в горле.
Он снова сел рядом с ней на скамью.
— Послушай, Лиза, — холодно сказал он, — теперь это уже совершенно не имеет значения.
— Нет, имеет, очень даже имеет! Я хотела сказать, что ни с кем я не помолвлена. Он просил моей руки, но я еще не дала согласия.
Санзо слушал, но на лице его ничто не отражалось.
— Зачем же ты сказала, что помолвлена?
— Не знаю. Чтобы тебя позлить.
— И что дальше?
— И все, — сказала Лиза. — А дальше я хотела сказать тебе, что даже если ты слеп, то это вовсе не значит, что нужно тут же оглохнуть, онеметь и страшно поглупеть. Я знаю, ты сильно болел, мне очень тебя жаль, но ты, конечно же, заболеешь еще сильнее, если это я была причиной твоей болезни.
Санзо так и застыл.
— Какого черта? — воскликнул он чуть погодя. Однако Лиза ему не ответила. Прошло довольно много времени, прежде чем он наконец повернулся, пытаясь на ощупь определить, здесь ли она. Руки его повисли в воздухе в незавершенном жесте, когда он нервно спросил: — Лиза, ты здесь?
— Здесь, рядом с тобой.
— Я думал, ты ушла.
— Я еще не все сказала.
— Что ж, продолжай. Никто тебе не мешает.
— Ты мешаешь.
Воцарилось молчание.
— Послушай, Лиза, я должен помешать тебе! Неужели ты не понимаешь?
