Когда мне не спится, я принимаюсь читать наизусть «Гайавату», и отступают куда-то тревоги и волнения, и мое воображение переносит меня в первобытную чащу, где грохот ревущей реки гулким эхом отдается от скал.
Слова легко слетали с моих губ и рисовали причудливые образы. Я видела, что Элвина забыла о завтрашнем дне… о своих страхах и надеждах. Вместе с маленьким Гайаватой сидела она у ног доброй Нокомис до тех пор, пока наконец не уснула…
Проснувшись на следующий день, я заметила, что ночной туман, проник ко мне в спальню. Встав с постели, я подошла к окну и посмотрела в сад. Легкий туман еще окутывал пальмы, а на пушистых иголках вечнозеленых елей поблескивали капельки влаги.
– Надеюсь, что он скоро рассеется, – сказала я самой себе.
Однако время подходило к обеду, а туман и не думал рассеиваться, и в доме озабоченно шептались слуги, думая о предстоящем празднике. Почти все собирались пойти посмотреть на выступления. Так всегда бывает, сказала мне Китти, потому что хозяина каждый год выбирают в судьи, а Билли Тригай и другие молодые конюхи участвуют в соревнованиях.
– Хозяин всегда очень доволен, когда побеждают его лошади, – добавила она, – но, говорят, что он к своим гораздо строже.
Сразу после обеда мы с Элвиной отправились туда, где проводились соревнования: она на Черном Принце, а я на Пирате. Как приятно снова сидеть на отличной лошади! Меня так же, как Элвину, охватило сильное волнение. Мне тоже не терпелось блеснуть перед Коннаном Тре-Меллином.
Соревнования должны были состояться на большом поле неподалеку от деревенской церкви, и, когда мы подъехали, там уже собралось много народу.
Здесь нам пришлось разделиться, потому что соревнование, в котором участвовала я, как выяснилось, должно было открывать программу праздника.
Планировалось начать четверть третьего, но, как всегда, открытие задерживалось. Было уже двадцать минут, а мы все еще ждали начала церемонии.
Туман слегка поредел, но день все равно был пасмурным. Свинцовое небо казалось низким и тяжелым, и все вокруг подернулось влагой. Сильно пахло морем. Сегодня оно было спокойным, но чайки кричали как-то особенно тоскливо.
Вместе с другими судьями появился Коннан. Их было трое, все из числа местных помещиков. Как я и ожидала, Коннан был на Майском Утре, ведь Пират достался мне.
Деревенский оркестр заиграл старую корнуэльскую воинственную песню, которую с воодушевлением подхватили все присутствующие. Пели стоя, и гордые слова песни далеко разносились над полем.
В толпе я с удивлением заметила крошку Джилли, которая пела вместе со всеми. Она стояла рядом с Дейзи, и я надеялась, что та сумеет позаботиться о ребенке.
Она тоже увидела меня, но когда я помахала ей, тут же опустила глаза. Тем не менее я успела заметить ее улыбку, и от этого у меня стало легко на душе.
Я услышала за спиной звук копыт, и чей-то голос произнес:
– Неужели это сама мисс Лей?
Обернувшись, я увидела Питера Нэнселлока. Он был верхом на Джесинте.
– Добрый день, – ответила я, и мой взгляд задержался на его лошади.
– Только не говорите, что мы оба с вами участвуем в одном и том же виде программы, – воскликнул Питер Нэнселлок.
У меня на спине красовался номер, прикрепленный одним из организаторов соревнований.
– Вы тоже выступаете? – спросила я.
Он повернулся ко мне спиной, и я увидела, что у него тоже приколот номер.
– У меня нет никаких шансов, – сказала я.
– Вы боитесь проиграть мне?
– Я боюсь проиграть Джесинте, – ответила я.
– Мисс Лей, у вас была возможность сегодня выступать на ней.
– Вы знаете, что вы наделали? В конюшне только и говорят об этом случае с Джесинтой. Вы просто сумасшедший.
– Да не все ли равно, о чем болтают в конюшне?
– Мне не все равно.
– Я вас не узнаю. Вы всегда такая рассудительная.
– Гувернантка вынуждена прислушиваться к мнению всех без исключения.
– Вы не обычная гувернантка.
– А знаете, мистер Нэнселлок, – легко заметила я, – мне почему-то кажется, что все гувернантки в вашей жизни были необычными. Будь это не так, они скорее всего не оставили бы и следа в вашей памяти.
Пришпорив Пирата, я оставила Питера Нэнселлока одного и больше не говорила с ним до начала соревнований. Он выступал передо мной. Наблюдая за ним, я подумала, что они с Джесинтой как одно целое. Кентавр. Кажется, так называется существо, у которого тело коня, а голова и плечи мужчины.
– Изумительно, – громко вырвалось у меня, когда, искусно преодолев все расставленные барьеры, он галопом объехал поле. На такой лошади любой может стать победителем, едко заметила я про себя.
Он закончил выступление под громкие аплодисменты. Мои аплодисменты были еще впереди.
Мой взгляд упал на Коннана Тре-Меллина на судейской трибуне.
Наклонившись к шее коня, я прошептала:
– Помоги мне, Пират. Я хочу, чтобы ты победил Джесинту и выиграл приз. Я хочу показать Коннану Тре-Меллину, что я кое-что умею. Помоги мне, Пират.
Конь напрягся и слегка подался вперед. Я знала, он услышал призыв в моем голосе.
– Вперед, Пират, – шепнула я. – Мы победим.
Кажется, мы прошли дистанцию не хуже Джесинты. Я услышала взрыв аплодисментов, когда, закончив программу, покидала поле.
Пришлось ждать, пока выступят все участники, записавшиеся в этот вид соревнований. Я была рада, что результаты решили объявлять в конце каждого вида. Гораздо интереснее узнать имена победителей сразу после выступления. Мне всегда казалось, что когда победителей объявляют только в конце состязаний, это снижает интерес и удовольствие зрителей.
– В этом виде первое место заняли сразу два участника, – объявил Коннан. – Они набрали равное число очков. Это очень необычно, но я счастлив сообщить, что победителями стали мисс Марта Лей на Пирате и мистер Питер Нэнселлок на Джесинте.
Мы подъехали к судейской трибуне получить свои призы.
Коннан сказал:
– Призом является вот эта серебряная ваза для цветов. Поскольку мы не можем поделить ее пополам, вазу получает дама.
– Разумеется, – сказал Питер.
– Но вы получаете серебряную ложку, – сказал ему Коннан. – Утешительный приз за то, что разделили первое место с дамой.
Нам вручили наши призы. Когда Коннан передавал мне мой, он улыбался и был очень доволен.
– Великолепное выступление, мисс Лей. Я и не знал, что Пират способен на такое.
Похлопав коня по шее, я сказала, обращаясь скорее к нему, чем к кому-либо другому:
