Романия увидела Петра, шедшего к ним, и едва не лишилась чувств. Сделав глубокий вдох, она взяла себя в руки.
– Что здесь происходит? – спросил он, не поздоровавшись, не задержав на Роме взгляд.
– Эта барышня утверждает, что беременна от тебя. – Женщина указала пальцем на Романию.
– Что-о-о? – нахмурил брови Петр. – Да я ее впервые в жизни вижу!
Романию словно обдало кипятком.
– Впервые, говоришь?! – сказала она, вспыхнув от такой несправедливости. – А работу на консервном заводе в Польше забыл? Не припоминаешь, как говорил, что любишь, что поженимся по возвращении домой, вот только мамин домик надо подремонтировать?
– Что ты несешь, малахольная?! – закричал Петр. – Мало ли кто меня там знал! Шалава! Нагуляла где-то и решила мне своего ублюдка приписать?!
– Потише, а то я могу и милицию вызвать! – Лера встала между разгневанным Петром и растерянной Ромой.
– Да пожалуйста! Я сам могу милицию вызвать! – огрызнулся Петр.
– Так домик маме уже отремонтировал? – усмехнулась Лера.
Мужчина что-то хотел сказать, но жена прикрыла ему рот рукой.
– Петька, это правда? – спросила она, взглянув на мужа.
– Ты им веришь? Да ты посмотри на нее! Она же калека! Ты думаешь, я бы на такую полез? Нет, я столько не выпью!
Роме хотелось провалиться сквозь землю от такого унижения. Она чувствовала себя глупой и растерянной, так, словно на нее прилюдно вылили ведро помоев. Она дернула подругу за руку.
– Так, значит, вот какая у тебя «мама»! – возмутилась Лера. – Неплохо кобель устроился? Тут – жена и дети, там – в постели любовница. Ай да герой! Да что б твой сучок отсох раз и навсегда! Тьфу! – сплюнула Лера и повернулась к Роме: – Пойдем отсюда! Пусть эта кодла между собой разбирается!
– Петька, иди немедленно в дом! Я буду говорить! – приказала Петру жена, и тот, опустив плечи, повиновался. – А вы, детки, идите погуляйте!
Рома быстро, почти бегом, шла к автобусной стоянке.
– Успеем, не спеши так! – сказала ей подруга.
– Я хочу быстрее уехать отсюда и все забыть! Забыть, как страшный сон! – задыхаясь, говорила Романия.
– Не волнуйся ты так! Он того не стоит! Да он мизинца твоего не достоин!
Заняв место у окна, Романия отдышалась и немного успокоилась.
– Лера, мне так стыдно, если бы ты знала, как мне стыдно! – сказала она тихо.
– Тебе? За что? Этому кобелю должно быть стыдно, а не тебе.
– Я такая глупая! Доверчивая и тупая! Как я не сумела в нем разглядеть такого низкого человека?!
– Кобели очень умело маскируются под холостяков, – сказала, улыбнувшись, Лера. – Не вини себя ни в чем. Тебе нужно научиться отбрасывать негативные эмоции и во всем находить хорошее, ради ребенка!
– И где сегодняшний мой позитив?
– Теперь ты точно знаешь, что будешь матерью-одиночкой, а это, я тебе скажу, гораздо лучше, чем мать-кукушка!
Романия улыбнулась и пожала подруге руку. Автобус тронулся с места, оставляя позади и любовь Романии, и ее разочарование.
Часть пятая
2013 год
Любовь Валентиновна открыла глаза и сразу же ощутила боль во всем теле. Она попыталась поднять голову, но все вокруг мгновенно потемнело, и ее сознание поглотил мрак. Когда она в следующий раз открыла глаза и посмотрела вокруг себя, то поняла, что находится в больничной палате. Ей нужно было вспомнить, что случилось накануне, чтобы понять, почему она здесь очутилась. Боль не позволяла сосредоточиться, и она закрыла глаза. Память постепенно возвращала ее в прошлое.
Накануне годовщины смерти мужа Любовь Валентиновна позвонила дочерям и поинтересовалась, смогут ли они приехать в поселок. Геля ответила, что никак не получится, – бизнес не отпускает. Затем и Злата сообщила, что не сможет приехать. Ближе всех жила Романия, и мать была уверена, что любимая дочь Павла Тихоновича обязательно приедет и навестит его могилу, но Рома сказала, что она теперь официально трудоустроена и ее некем заменить.
– Ну что ж, наши дорогие дочери, – сказала вслух Любовь Валентиновна, хотя была в полном одиночестве среди молчаливых стен родного дома, – отца вам не вернешь, и я думаю, что он все видит оттуда и простит вас.
В день смерти мужа она решила одна сходить к нему на кладбище. Утром Любовь Валентиновна вышла из дома и обнаружила, что оттепель резко сменили заморозки, превратив дорогу в сплошной каток. Она сделала несколько шагов по двору, поскользнулась и пошла в сарай за песком, чтобы посыпать дорожки.
«Если я пойду на кладбище пешком, то потеряю полдня, пока доберусь, а то и упаду по дороге, – размышляла она, рассыпая песок веером. – На «москвиче» новая зимняя резина с шипами. Может быть, поехать на машине?»
Любовь Валентиновна вывела машину из гаража, а затем и со двора. Решив, что потихоньку доберется, она закрыла ворота и села в автомобиль. Но путь оказался гораздо сложнее, чем она предполагала, – не спасали даже новые шипованные шины. «Москвич» скользил по дороге, как по катку, иногда его разворачивало поперек, но Любовь Валентиновна была умелым водителем и двигалась дальше.
Чтобы попасть на кладбище, нужно было подняться вверх на холм. Летом он не казался таким высоким и недосягаемым, как сейчас, на скользкой и нетронутой дороге. Любовь Валентиновна решила проехать вперед еще метров двадцать, развернуться и дальше пойти пешком. Ей удалось достичь намеченной цели, и она начала разворачивать автомобиль. Она вспомнила, как «москвич» потерял управление и его с ускорением понесло задом вниз. Дальше были только удар и темнота.
«Я пострадала в автокатастрофе», – сделала она вывод, восстановив в памяти случившееся с ней.
– Доброе утро! – услышала она рядом и открыла глаза.
Девушка в белом халате стояла у кровати и смотрела на пациентку.
– Доброе, если, конечно, оно доброе, – ответила ей Любовь Валентиновна.
– Как вы себя чувствуете?
– Так, как будто по мне проехал дорожный каток. Что со мной?
– Я позову доктора, и вы с ним сами поговорите, – сказала медсестра и, мило улыбнувшись, вышла.
Через несколько минут пришел врач. Он представился Олегом Сергеевичем и сказал, что пациентка получила серьезные травмы головы и внутренних органов. Ей уже сделали несколько операций, и предстоит еще одна.
– Сколько я уже здесь нахожусь? – спросила Любовь Валентиновна.
– Пятый день, – ответил Олег Сергеевич. – Только сегодня вас перевели в палату из реанимации.
– Я поправлюсь?
– Мы делаем все возможное, – уклончиво ответил доктор. – Вы же сами понимаете, что организм не молодой, вам семьдесят пять лет…
– Я понимаю, – перебила его женщина.